— В каком-то смысле я действительно приехала набраться знаний. Я пытаюсь найти членов своей семьи.
Роберто барабанил пальцами по железной салфетнице.
— Хм. Поэтому ты недавно ходила в офис к Луке?
— Ага.
— Узнала что-нибудь?
— Нет, не совсем.
— Не нашла ни документов, ни родственников?
Ох, да что ему нужно? Он загнал меня в тупик, и я начала рассказывать подробности тому, кто не имел никакого отношения к моим поискам.
— К сожалению, у них хранились только документы, которые у меня уже есть.
— Если у тебя уже были документы, почему ты не занялась семейным древом дома, а поехала сюда?
В его странных нападках я узнала черты Лары. Я понятия не имела, как отвечать ему.
— Послушай, Чечилия, ты мне нравишься. Ты непохожа на своих сверстниц, которые шатаются по барам, занимаются бог весть чем и даже не говорят спасибо, когда я их обслуживаю. Но ты не понимаешь одного…
Он взял Анжелу на колени и налил ей сока в оранжевую пластиковую чашку с толстыми стенками и маленькой ручкой.
— Те, кто живет в районе Карриоле, — члены семьи района Карриоле. Понимаешь, о чем я? ’Na famèa — семья на брешианском диалекте. Ты можешь хранить свои секреты и думать, что они принадлежат тебе, но если ты живешь здесь, то секреты, которые ты хранишь, останутся в районе. Так почему бы не рассказать о них. Тем более если тебе нечего скрывать.
Мы посмотрели друг на друга. Его глаза сверкали, блестели из-за очков. У меня на языке крутилось множество вопросов. Я решила задать ему хотя бы один.
— Роберто, скажи, знал ли ты женщину, которая недавно умерла? Ее звали Эвтерпа, она жила в этом районе, вон на той улице… — я показала в сторону, где улица, на которой стоял дом бабушки и дедушки, выходила на площадь.
Роберто задумался на несколько секунд.
— Нет, я не помню никого с таким именем.
Ясно. Тетя Эвти была очень замкнутой, почти монахиней в миру, особенно в последние годы. Внезапно до меня дошло, что она стыдилась болезни Альцгеймера. Боялась не справиться, пропустить встречи, перестать быть собой: самодостаточной женщиной, которая никогда не полагалась на кого-то еще, сама себя обеспечивала, принимала решения, иногда непростые, например о переезде к нам, чтобы мы могли присматривать за ней, помогать. Недуг отнял у нее все.
Другая мысль холодом отозвалась у меня в груди: когда я видела тетю в последний раз, она не была тяжело больна. Она молча смотрела на меня несколько секунд и узнала во мне свою племянницу. Она держалась на ногах. Если бы маме стало хуже, я бы не позволила ей вести себя безрассудно, жить одной с таким серьезным заболеванием.
А потом тетя умерла. Ее состояние не ухудшалось, не было никаких тревожных звоночков. Возможно, она сама распознала их?
Она покупала продукты, забывала, что купила их, и снова шла в магазин, перестала узнавать знакомых. Драгоценные воспоминания, которые она хранила, начали меркнуть. Ее память становилась ненадежной, с ней угасали жизни Лоренцо и Нери…
Перед лицом такой опасности, возможно, Эвтерпа приняла еще одно решение по поводу своей жизни? Отчет о ее вскрытии еще не пришел, мы, разумеется, считали, что дело в болезни Альцгеймера, и не задумывались о причинах смерти. Но да, она была из тех, кто…