— Алло?

— Чечильетта?

— Тетя Терпси? Это ты?

— Чечильетта, тама у вас есть снег?

— Снег? Где, тетя?

— Там, куда ты уехала. Есть снег?

— …

— Терпсихора звонит, да? — прочитала я по губам Джады. Сам факт, что она заговорила со мной, уже победа: последние несколько дней подруга дулась на меня.

Я кивнула.

— Не говори ей, что идет снег.

— Ну? Есть снег?

— Да, тетя, очень много! Все белым-бело.

Когда я ссорюсь с Джадой, предпочитаю игнорировать ее советы, хотя всегда понимаю, что напрасно иду наперекор.

— Ох, горе-то какое! Нужно быть осторожным, когда идет снег…

— Почему?

— По кочану. Когда идет снег, умирают бедные цикады, и люди валятся, и…

— Куда, тетя? Куда люди валятся?

— …и все катится под откос.

— Терпси, ты что, упала?

— Я? Нет. У меня здесь нет снега.

И она бросила трубку.

Поздравляю тебя, Чечилия. Ты только что сказала старушке с болезнью Альцгеймера, что ее племянница сидит и дрожит от холода. Интересно, о нем ли думает Терпсихора, когда смотрит в пустоту? Иногда среди гвалта, который обычно царит в доме, где живут женщины, молчание тети Терпси кажется громче любого шума, и мы замираем, чтобы взглянуть на нее. В такие моменты, пока мы к ней присматриваемся, тетя сидит в кресле, широко раскрыв абсолютно ясные глаза, но не слышит наших окликов. Бесполезно спрашивать ее о том, что она видит. Тетя не ответит.

— Ты разве не знаешь?

Джада, должно быть, услышала, как я рассуждала. Я частенько бормочу себе под нос: еще одна вещь, из-за которой меня можно счесть неадекватной и странной, хотя некоторые утверждают, что все люди разговаривают сами с собой.

— Чего я не знаю?

— Когда Терпси смотрит в пустоту, она мечтает о море. Она никогда там не была. Ей знакомы только снег и голодные зимы, поэтому…

— Она ненавидит снег. С приходом снега холоднее, голоднее… и неизвестно, когда зима закончится.

— Верно. У нее была заветная мечта — попасть на море. Эвтерпа рассказывала ей, как ездила работать на юг и в обеденные перерывы гуляла по пляжу, вернее, по одному пляжу…

— Сан-Бенедетто.

Эвтерпа каждый год возила меня на тот пляж, когда я была маленькой. Я понятия не имею, почему она была так привязана именно к нему.

— Точно. Эвтерпа гуляла у моря, оставляя на мягком песке прибрежной полосы большие темные следы…

— И следы становились меньше и меньше, а она уходила все дальше.

— Да. Я тоже так делала в Бразилии. Как и остальные дети.

— Все, кроме тети Терпси.

Плавание всегда казалось мне очень странным занятием.

В бассейне мне приходится снимать слуховой аппарат, от чего я не в восторге. Как только я отключаю его от своего уха, он становится мертвой и бесполезной вещицей. Я тут же начинаю озираться, волноваться, будто каждый взгляд, каждый комментарий, каждый жест окружающих обращен ко мне. Ужасно боюсь, что не пойму чего-то, и успокаиваюсь, только когда снова включаю слуховой аппарат.

Спасатель подавал нам знаки: я не сомневалась, что он решил выгнать меня из бассейна, потому что я неправильно надела шапочку, слишком быстро прошла по бортику или потому что я глупая и ничего не понимаю.