— А если родится мальчик?

— Если родится мальчик, назовем его Лоренцо, — подала голос Бьянка и зашевелилась на кровати.

— Сказать по правде, я думал назвать его Океан, — ответил Беньямино, крутя переключатель приемника. — Как одного из титанов…

— Еще чего, Океан! — фыркнула Бьянка. Она села, ее большой живот был обращен к противоположной стене. — Над ним будут издеваться… Лучше Лоренцо. Мы же договорились: ты выбираешь имена девочкам, я — мальчикам.

Талия заметила движение за окном и отдернула занавеску: бабушка Инес шла через двор по вытоптанной в снегу тропинке, прижимая к боку большую плоскую корзину, в которой лежала пара кочанов итальянского цикория и несколько луковиц.

— Снова горький суп… — прошептала себе под нос Талия.

Урания обогнала бабушку на ржавом трехколесном велосипеде, который толкала вперед с поразительным упорством. На велосипеде ей нравилось передвигаться куда больше, чем на слабых крошечных ножках, неспособных удержать тяжесть двухлетнего жизненного опыта.

Урания, в ползунках, крутила педали крошечными ножками без башмачков. Даже несмотря на холод, обуть девочку было невозможно. Сверху на нее надевали крошечную шубку, доставшуюся в подарок от Розы — та вытащила ее из мешка со старой одеждой.

При мысли о Розе Талия тут же вспомнила Эвтерпу.

— Где Эвти? — спросила она, не отрываясь от окна.

— С Нери. Доставка на велосипеде, — ответила Мельпомена. Сестре и десяти лет не было, Талия знала, что она часто отвечает невпопад.

— Ей не следует видеться с ним, — вмешался Беньямино. — Она себе могилу роет.

— Почему? — взволнованно спросила Мельпомена.

До них долетел смех бабушки Инес, и они отвлеклись на нее. Подойдя к французскому окну, они увидели, как Урания с бешеной скоростью крутит педали, нарезая круги вокруг цикадного дерева. Из ее крошечных губок вырывались белые облачка пара, задерживались у воротника ее шубки, а затем улетали в февральский воздух и скрывались за ее плечами. Крошечные ножки крутили педали так, словно остановись она — и наступит конец света.

В корзинке ее трехколесного велосипеда застряла кудахтавшая курица. Птица настолько испугалась, что принялась нести яйца прямо в корзинку, а Урания все гнала и гнала велосипед вокруг дерева.

— Урании удалось поймать ее, наконец-то! — воскликнул папа. — Знаете, я не думал, что бедняга еще жива…

Талия пригляделась к птице и заметила, что она не очень похожа на их курицу, но не сочла это важным.

Одно за другим яйцо, второе, третье, четвертое проскальзывали сквозь прутья корзины и падали на землю, в снег и слякоть. Бабушка Инес подхватывала их прежде, чем Урания успевала промчаться по ним на трехколесном велосипеде.

— Если сегодня родится дите, я приготовлю вам замечательную фриттату с сыром! — крикнула бабушка семье, смотревшей за происходящим из окна, и подняла очередное яйцо.

Талия и Мельпомена начали прыгать и пританцовывать вокруг большого деревянного стола со следами сучков. Лежавшая на кровати мама улыбнулась, откинувшись на стену.

Терпсихора, которая сидела на полу и прижималась к французскому окну, спала.