– Лучше бы вам помириться, – заметил Стриж. – Я так долго не выдержу. Идёшь рядом с вами, и кажется, будто попал прямо в облако безысходной тоски.
Эмили удивлённо уставилась на него. Хотя, наверное, в её семье все умели улавливать настроения других. Сейчас она поплотнее закуталась в одеяло и попыталась представить, на что это похоже. Ей бы тоже хотелось уметь ощущать настроения. Вместо того чтобы переживать, не понимая, что происходит, ты просто знаешь, что, например, кто-то грустит, потому что над ним маячит серое облачко уныния или лежит у него на плечах, обернув шею, как шарф.
А ещё лучше, чтобы это были не облачка, а… какие-нибудь штуковины, подумала Эмили, сползая с кровати. Одеяло тянулось за ней мягким шлейфом. Или животные. Маленькие грустные зверюшки, которых можно развеселить, угостив блюдечком молока, и ты сразу же перестанешь грустить или тревожиться.
Эмили уселась у окна со странными стёклами, зеленоватыми и неровными. Папа ей говорил, что это старые стёкла – им столько же лет, сколько самому дому, – и они были сделаны вручную. Если смотреть очень долго и пристально, то в стеклянных потёках и крошечных пузырьках возникали картинки, каждый раз разные. Эмили никогда не знала, что это будет и понравится оно ей или нет.
Пару недель назад, когда Эмили начала чувствовать себя странно, она решила, что эти картинки в оконных стёклах – ещё одно подтверждение того, что с ней что-то не так. Она старалась их не замечать, даже переставила стул, чтобы садиться за письменный стол спиной к окну. Но она очень скучала по этим волшебным видениям.
Они всегда нравились Эмили. С тех самых пор, как она поселилась в комнате с башенкой – лет с пяти, когда она стала уже большой девочкой и научилась самостоятельно подниматься по крутой узенькой лесенке на чердак. Эмили очень любила свою комнату. Она часами просиживала у окна и рисовала сказочные пейзажи, которые видела за стеклом: города, сложенные из облаков, реки света, в которых плясали удивительные существа. Сейчас она знала, что эти пейзажи действительно существуют, в других мирах. И что всё это время феи из волшебной страны пытались заманить её к себе.
Эмили прижалась щекой к прохладному зеленоватому стеклу и краешком глаза глянула за окно, надеясь, что там появится что-то волшебное.
Мутноватый бледный завиток в толще стекла вдруг сгустился, потемнел и стал медленно приближаться. Он вырастал, обретая плотность, и вот уже к Эмили идет маленький медвежонок с взъерошенной, тёмно-серой шёрсткой. Идет, понуро опустив голову, весь несчастный и грустный. Эмили проглотила комок, вставший в горле. Именно так она себя чувствовала сейчас.
Медвежонок уселся на подоконнике с той стороны стекла, прямо напротив Эмили, и потянулся к ней, как будто хотел уткнуться носом ей в плечо. Эмили почти почувствовала прикосновение его холодного мокрого носа и чуть не вскрикнула от восторга. Раньше ей не удавалось прикасаться к картинкам в стекле. Наверное, папа был прав: теперь, когда Эмили прошла через волшебную дверь, в ней самой поселилась частичка магии…