– Ты говоришь обо всем этом с таким деловым видом, – заметил я, – что у меня просто дух захватывает!

– Оставим дела в покое, – остановила меня Элли. – Мне надо вернуться к тому, что я хочу тебе рассказать. Я, в общем-то, уже рассказала тебе об этом, но ты, кажется, этого еще не осознал.

– Я не хочу знать. – Мой голос зазвучал громче – я почти кричал. – Не говори мне ничего. Я не хочу ничего знать о том, что ты сделала или кого ты любила или что с тобой случилось.

– Но это же совсем не то! – воскликнула Элли. – Я не поняла, что ты испугался, что я буду про это говорить. Нет, ничего такого и нет вовсе. Никаких тайн про секс. Нет и не было никого – только ты. Все дело в том, что я… знаешь… я богата.

– Так это я знаю. Ты мне уже сказала.

– Да, – согласилась Элли с едва заметной улыбкой. – А ты тогда переспросил – «бедная маленькая богатая девочка?». Но в некотором смысле можно сказать, что это больше чем богатство. Видишь ли, мой дедушка был неимоверно богат. Нефть. Главным образом нефть. Ну и всякие другие дела. Жены, которым он выплачивал алименты, все умерли. Остались только мой отец и я, так как два других его сына погибли. Один – в Корее, другой – в автокатастрофе. Так что все это было доверено невероятно важному и огромному трастовому фонду, и, когда мой отец скоропостижно скончался, все это перешло ко мне. Отец заранее позаботился обеспечить мою мачеху, так что она больше ничего не получила. Все это стало моим. Ну, вот так и получилось, что я теперь – одна из самых богатых женщин в Америке.

– Боже милосердный! – произнес я. – А я и не знал… Да, ты права, я не сознавал, что… настолько.

– Мне не хотелось, чтобы ты знал. Я не хотела тебе говорить. Поэтому я выглядела испуганной, называя свое имя и фамилию – Фенелла Гудман. Наша фамилия пишется Г-у-т-е-м-а-н. Я нарочно произнесла ее не очень ясно, ведь я думала, что ты мог слышать фамилию Гутеман, и она тогда прозвучала как Гудман.

– Да, – сказал я, – мне попадалась фамилия Гутеман, но я не обратил на нее внимания. Однако не думаю, что в тот раз, услышав ее, я бы ее вспомнил. Полно ведь людей с похожими именами.

– Вот почему меня всегда так ограждали, вечно держали за стенами и заборами, вот почему я жила, словно в тюрьме. Вот почему меня охраняли детективы, а молодые люди подвергались проверке и оценке, прежде чем допускались ко мне, хотя бы просто поговорить. Если я позволяла себе с кем-то подружиться, моим хранителям надо было убедиться, что эти друзья не были неподходящими. Ты не представляешь, что за ужасную, ужасную жизнь арестантки я все это время вела! Но теперь с этим покончено, и если ты не против…

– Разумеется, я не против, – ответил я. – Нам будет очень интересно жить. И фактически, если хочешь знать, ты никак не можешь оказаться слишком богатой девушкой для меня!

Мы оба рассмеялись. И Элли сказала:

– Что мне в тебе нравится, так это то, что ты умеешь совершенно естественно воспринимать разные вещи.

– Кроме того, – продолжал я, – я предполагаю, что тебе приходится платить на все это большущий налог, никак не иначе. В этом – одна из приятнейших сторон моего образа жизни. Любые деньги, какие мне удается получить, идут в мой карман, и никто не может взять их оттуда.