И потом, когда мы вместе стояли над той кучкой смятой одежды, лежавшей на земле, которая была – Элли в своей чудесной амазонке… Интересно, знал ли он уже или хотя бы мог вообразить, что я имел к этому какое-то отношение?

После смерти Греты, как я уже сказал, я просто сидел в своем кресле, уставившись на бокал из-под шампанского. Он был пуст. И все было очень пусто, страшно пусто – по-настоящему пусто. Горел только один светильник, который зажгли мы, Грета и я, но он был в углу комнаты. Он давал мало света, а солнце… мне кажется, солнце, должно быть, село уже давно. Так я просто сидел там и задавал себе вопрос о том, что же случится дальше… Задавал его себе с каким-то тупым интересом.

Потом, как мне представляется, стали появляться люди. Вероятно, сразу появилось много людей. Они входили очень тихо, или, пожалуй, я просто никого не слышал и не видел.

Наверное, если б со мною был Сантоникс, он подсказал бы мне, что надо делать. А Сантоникс умер. Он не пошел той дорогой, которой пошел я. Так что он не смог бы мне помочь. На самом-то деле мне помочь не мог никто.

Чуть погодя я заметил доктора Шоу. Он подошел так тихо, я сперва едва понял, что он тут. Он сидел совсем близко ко мне и вроде бы чего-то ждал. Через какое-то время я подумал, что он ждет, когда я заговорю. И я сказал ему:

– Я вернулся домой.

Там, позади него, ходили еще какие-то люди, двое или трое. Казалось, они тоже ждут, ждут чего-то, что он собирается делать.

– Грета умерла, – сказал я. – Я ее убил. Думаю, вам лучше убрать отсюда труп, как вы считаете?

Кто-то где-то вдруг включил вспышку. Должно быть, полицейский фотограф фотографировал труп. Доктор Шоу обернулся и резко сказал:

– Рано еще.

Он снова повернулся ко мне. Я наклонился поближе к нему и сказал:

– Я видел Элли. Сегодня вечером.

– Неужели? Где же?

– У дороги, она стояла под елью. В том месте, знаете, где я впервые ее увидел. – Я на миг умолк, потом добавил: – Она-то меня не видела, потому что меня там не было. – Чуть погодя я пожаловался: – Это меня расстроило. Расстроило очень сильно.

А доктор Шоу спросил:

– Он находился в капсуле, да? Цианид – в капсуле? Вы это дали Элли в то утро?

– Капсула была от ее сенной лихорадки, – объяснил я. – Она всегда принимала одну утром, от аллергии, если выезжала верхом. Мы с Гретой открыли одну или две штуки, набили порошком от ос из садовой кладовки и снова соединили половинки. Мы в Беседке с нею это сделали. Ловко, верно? – Тут я вдруг рассмеялся. Только смех получился какой-то странный. Я сам это расслышал. Он был похож на удивительное писклявое хихиканье. Я продолжал: – Вы ведь проверили все те штуки, что она принимала, помните? Когда она лодыжку растянула. Снотворные таблетки, капсулы от аллергии. Сказали, что все они безопасны. Никакого вреда не причиняют.

– Никакого вреда, – сказал доктор Шоу. – Они были совершенно безвредны.

– Это было сделано довольно умно, вы не находите? – спросил я.

– Вы очень умно придумали, да. Но оказались недостаточно умны.

– Все равно, я не понимаю, как вы это обнаружили.

– Мы это обнаружили, когда произошла вторая смерть, смерть, которая не должна была случиться – вы ее не планировали.