В Орде не было человека, которому Бату доверял бы больше. И вот, Субудай стоял на коленях и покрывался испариной от переполняющих его чувств.

Мунгалский полководец помолчал, собираясь с духом, и в конце концов воскликнул:

– Но я не могу биться с духами!

Что?! От удивления Батый привстал на локте и пристально посмотрел на советника. Неужто и он поддался всеобщей панике? Не может быть!

Субудай прочел на лице хана все, что тот успел подумать, и покачал головой:

– Да! Знаю, что не духи отравили воду и напали на наш стан. Но я сам видел.

– Что ты видел?

– Этот урус был на поле совсем один. Мы окружили его, – старый воитель унесся мыслями к тому злосчастному полю у леса и одинокой фигуре, гарцующей в окружении сверкающих молний. – Тут поднялась снежная буря, из нее вышли огромные звери, они рвали нас в клочья. А потом… появились они.

Пока Субудай говорил, Бату поднялся с ковра, медленно прошелся по шатру, оказавшись за спиной тучного советника, и замер там, не сводя глаз с блестящей красной лысины. Когда прозвучали последние слова, в помещении на мгновение повисла тяжелая, удушающая тишина, которую прорезал резкий звук, похожий на свист.

Сабля вылетела из висящих на боку у хана ножен с поразительной скоростью и, описав крутую дугу, опустилась на расписную вазу. Тонкий фарфор раскололся на две половины, а мелкие осколки усыпали ковер колючим нетающим снегом.

Субудай-багатур замер, а когда холодная, острая, как бритва, сталь коснулась шеи, покорно опустил голову. Его жизнь всегда принадлежала хану, независимо от того, как его звали, – Чингисхан, Джучи или Бату. И смерти старый полководец не боялся. Куда больше страданий ему доставляла мысль, что он подвел, разочаровал своего повелителя. Субудай сгорал от стыда. И готов был принять смерть как избавление.

Но следующего взмаха не последовало. Батый постоял немного, рассматривая шею своего слуги и блики огня от жаровни, танцующие на блестящем лезвии, и убрал саблю в ножны.

– Длинный, черный, спать не может, – тихо произнес он, усаживаясь рядом с Субудаем. – Помнишь?

Именитый военачальник не ответил – он все так же продолжал сидеть с опущенной головой, и его единственный глаз неподвижно смотрел на узор ковра. Но не видел его.

– Это тень, – продолжал между тем хан, и в голосе не было слышно ни злобы, ни сомнений. – Я и не заметил, как ты постарел.

Бату встал и посмотрел на советника сверху вниз:

– Разворачивай войско.

Эти слова вывели Субудая из ступора. Он поднял голову и с великим изумлением посмотрел на повелителя.

– Что? Но хан… Все войско?!

– Русские не могут победить нас. А страх может. Все мои воины должны увидеть, что это не духи, а обычные люди, слабые люди. Ступай.

Все еще не веря своим ушам, прославленный военачальник продолжал взирать на молодого хана. Замысел Батыя плохо укладывался в голове, и Субудай никак не мог решить, что делать. Переспросить еще раз, попытаться разубедить, подчиниться?

Однако Бату не собирался оставлять ему выбор. Он холодно глянул в сильно побледневшее круглое лицо и рыкнул:

– Пошел!

На рассвете огромное мунгалское воинство двинулось по толстому льду Оки. Мороз сковал реку так крепко, что похожая на стекло, припорошенная снегом сморозь даже не поскрипывала под многими тысячами ног и копыт.