– Смотри, Лиззи, что ждет нас всех. Смотри. Это не прошлое.

Я и сама видела, что это не прошлое. Потому что узнавала Клейрон моего времени.

А потом увидела Адриана. Он стоял на коленях, прямо на окровавленной мостовой. А его волшан… он лежал, распластав крылья.

– А был ли неправ Зарекк? – услышала я перед тем, как заорать.

Я подскочила на постели, понимая, что продолжаю кричать и тянуться в пустоту. Где еще недавно был мой Клейрон. И Адриан. И его погибший волшан. Перед глазами стояло лицо друга: пугающе-пустой взгляд человека, который потерял смысл жизни.

– Проснулась, дрянь!

Мама ворвалась в комнату, как бешеный вихрь. Я не успела и глазом моргнуть, как она подлетела к кровати – растрепанная, в домашнем клетчатом платье – и отвесила мне пощечину. Да такую, что в глазах засверкали звездочки.

– Люсиль, прекрати!

Мамину руку, занесенную для повторного удара, перехватил отец. Он то как раз выглядел безупречно: то ли собирался выезжать из дома, то ли только что вернулся.

Неважно. Щека у меня горела, в глазах скапливались предательские слеза, а в голове стучало лишь одно: «Проспала, проспала».

Вместо того, чтобы проснуться на рассвете и выскользнуть из дома, я вылезла из сна только лишь ближе к десяти утра. Почему не сработал будильник?

Ответ напросился сам собой: потому что я приехала домой только вчера и за всеми хлопотами банально забыла его подпитать зарядом от домашнего кристалла. Такие стояли во всех более-менее богатых домах. Кристаллы заряжали сильные маги каждой стихии. Служили они около месяца, а после надо было отвозить на перезарядку.

– Мерзавка! Как ты могла так поступить!

– Успокойся, – папа обнял мать, не подпуская её ко мне, но сам сверлил меня тяжёлым взглядом. – Одевайся. Жду тебя в кабинете через пятнадцать минут.

И настойчиво повёл не желающую уходить маму из комнаты.

– Пойдём, тебе тоже одеться следует.

– Хорошо, – сдалась она, – иначе, боюсь, я её просто прибью за тот позор, что заставила меня пережить. Знал бы кто, чего мне вчера стоило держать лицо перед гостями!

Хлопнула дверь, отрезая меня от её причитаний, а я так и осталась сидеть на постели, прижимая ладонь к пылающей щеке. Было до слёз обидно, что они со мною так.

Я долго умывалась холодной водой, остужая лицо, а потом быстро натягивала платье и приглаживала волосы, не желая опаздывать. А то меня ещё и в непунктуальности обвинят. Поэтому, когда подходила к кабинету, так и не продумала, как лучше донести родителям правду про Гровера, чтобы это не звучало по-детски и несерьёзно.

Коротко постучав, я толкнула тяжёлую дубовую дверь и вошла. Родители уже были там. Мама сидела в кресле и пила воду, а папа стоял позади неё и поглаживал плечи. Фьюрри папы облюбовал себе спинку его кресла за столом, а мамин растянулся на зелёном сукне стола и нервно бил хвостом. Мне сразу стало неуютно под перекрёстными взглядами четырёх пар глаз, но я расправила плечи и прошла вперёд, встав перед родителями. Папа всегда говорил, что нужно уметь отвечать за свои поступки.

– Элизабет, потрудись объяснить вчерашнее возмутительное поведение, – начал папа. – Я думал, что после разговора мы поняли друг друга и не ожидал такой выходки.