– Товарищи, ложись! – взревел Шубин. – Братцы, огонь! Машину не калечить!

Все произошло стремительно. Пленники без разговоров повалились в пыль. Женщина чуть замешкалась, но все же сообразила, легла.

Разведчики отводили душу по полной программе, грохот стоял адский. Граната взорвалась в нескольких метрах от грузовика, разлетелись комья глины. Водитель дал по тормозам, сбросил сцепление, и мотор заглох.

На открытом пространстве метались эсэсовцы с искаженными лицами, истошно орали, отстреливались. Те, которые находились в хвосте, практически одновременно свалились замертво. Они являлись идеальными мишенями. Один еще дрыгал ногами, но это была агония. Рухнул обершарфюрер, находившийся во главе пешей колонны. Выпучил глаза фашист, идущий по правой обочине, схватился за живот, пробитый пулей.

Колобком выкатился на дорогу Ленька Пастухов, бросился к кабине, распахнул дверцу и ударил из автомата, прежде чем водитель предпринял какие-то действия.

Из кузова выпрыгнули рядовой и подтянутый оберштурмфюрер в залихватской фуражке. Он орал, выкрикивал команды, адресованные покойникам. Рядовой картинно рухнул на колени, вторая пуля отшвырнула его на обочину. Офицер судорожно рвал пистолет из кобуры, его физиономия стала серой от ужаса. Но отчаяние длилось недолго. Грудь фашиста прошила автоматная очередь, и в полку умерших прибыло.

Остался еще один фриц, тот, который двигался по левой обочине. Он занимал самую выгодную позицию, находился вдали от всех прочих. Упругое туловище перекатывалось в траве. Эсэсовец поднимался на колени, бил очередями, падал, отползал. Пули летели над головами людей, распростершихся в пыли. Его автомат выплюнул очередную короткую очередь и замолчал. Кончились патроны в магазине. Немец упал на бок, стал лихорадочно перезаряжать оружие.

Неведомая сил вытряхнула Шубина из канавы. Он помчался вперед, выхватывая из подсумка гранату.

– Лежать, никому не вставать! – выкрикнул старший лейтенант, вырвал чеку и перебросил гранату через дорогу.

Эсэсовец истошно орал, видел, что происходит. Треск взорвавшейся гранаты заглушил его вопли. В последний момент он бросился бежать, но осколки поразили спину, перебили позвоночник, раскроили затылок.

Снова возник на арене Ленька Пастухов. Он пробежал вдоль правого борта грузовика, подкрался к нему с тыла, приподнялся, держа автомат одной рукой, выдал очередь в кузов.

Ничего не произошло. Ленька вскарабкался на борт, отогнул брезент и с торжеством проревел:

– Нет здесь никого! Мы всех перебили, товарищ командир!

Другой столь же отрадной новости и не придумаешь!

Разведчики вихрем вынеслись из леса, бросились на дорогу.

– Вставайте, товарищи!

Люди поднимались, неуверенно улыбались.

С каким-то душещипательным воем бросилась Глебу на шею Татьяна Викторовна Стрельникова, лохматая, как лахудра, в порванной гимнастерке, из-под которой выглядывало несвежее нательное белье. Шубин оторопел от такого напора. Вот только бурных ласк не хватало ему в текущей ситуации! Женщина смеялась, размазывала слезы кулачками.

Подходили другие, избитые, окровавленные, но вроде бы целые – полковник Василенко из отдела армейской разведки, член военного совета подполковник Кравец, майор Верещагин, подполковник Игнатов. Они смеялись, тискали разведчиков, как любимых загулявших родственников. Скалился, сияя свежей дыркой в зубах, красноармеец Панин. Лез обниматься лейтенант Жмаков, вполне живой, весь охваченный эмоциями, хотя и с лепешкой запекшейся крови на виске. Генерал-майор Боев кряхтел, ноги у него разъезжались.