Шубин кусал губы, прижимался к земле. Его бойцы вроде бы были целы. Он видел, как они шевелились. Наступила полоса неудач.

В мутном воздухе колебались силуэты вооруженных людей.

«Теперь их пятеро, и это ни в какие ворота не лезет! Спать они не будут, это точно. Бесшумно такую ораву не вырезать, даже пытаться не стоит. Но, может, не все еще пропало? Вдруг найдется выход?» – попискивала под черепушкой Глеба последняя надежда.

Страсти утихли, деревня отходила ко сну.

Шубин отползал к пруду. Остальные, поколебавшись, подались за ним. У водоема, за стеной прибрежной растительности, разведчики собрались вместе. Шубин злобно сопел. Ему так и хотелось сорвать на ком-нибудь злость. Но какой смысл? Кого засек полицай? С равным успехом это мог быть он сам.

– Мы не понимаем, товарищ старший лейтенант, – сбивчиво пролопотал Ленька Пастухов. – Все нормально шло. Как он нас заметил? Вот же незадача. Как серпом по одному месту. Что делать будем, товарищ старший лейтенант? Еще разок попробуем? Точно вам говорю, они не ждут нападения прямо сейчас.

– Нет, мужики, пустое это. Пятерых нам не одолеть. Кто-то из них все равно успеет выстрелить. Дело не в том, что нас убьют, а в том, что задание останется невыполненным. В общем, слушай мою команду. Попробуем взять полицаев в предрассветный час, когда их точно сон сморит. Пусть маленький, но шанс.

Пристыженные, расстроенные, они вернулись в ложбину, тянущуюся по краю леса. Со стороны деревни не доносилось ни звука. Бойцы переползли в лог, чиркнули спичками.

Красноармеец Бердыш уже не метался в бреду, спал, тяжело, с хрипом дышал. Жар не проходил, голова у парня была горячая. Они снова соорудили компресс, сцедили на тряпку остатки воды из фляжки. Помочь товарищу было нечем, лекарства кончились. Осталась только надежда.

Спали разведчики по очереди, урывками. Предрассветный час был уже близок. Это время являлось самым подходящим для диверсионной и прочей скрытной деятельности. Того, кто об эту пору спит, пушкой не добудишься.

Бердыш ночью несколько раз приходил в себя, сделал попытку встать, но упал и провалился в обморок. Преодолен ли кризис, никто не знал. Человек находился на грани, и облегчить его состояние было нечем.

В пятом часу пополуночи небо стало светлеть. В районе сарая никто не мерцал.

Проснулся красноармеец Малинович, сладко зевал, тер воспалившиеся глаза.

– Товарищ старший лейтенант, Максимка, кажется, умер, – севшим голосом проговорил Пастухов.

Боец не подавал признаков жизни. Он уже не был горячим. Глаза приоткрыты, дыхания и пульса нет. Парнишка скончался, и его товарищам от этого стало совсем паршиво. Смерть приходила отовсюду, даже из тех мест, откуда ее не ждали.

Разведчики укрыли тело Бердыша его же собственной плащ-палаткой, присыпали листвой, сидели, провалившись в оцепенение, мысленно поминали парня. Не помогли ему молодость и здоровье.

Шубин спохватился.

«Уже светает! Мы теряем драгоценное время».

Они снова ползли, прижимаясь к земле, были готовы перебить часовых к чертовой матери, а потом тащить генерала и бабу в лес. Возможно, кто-то еще погибнет, но помирать все равно ведь когда-нибудь придется.