Когда я проводил его глазами и звук его шагов стих на лестнице, я щелкнул пальцами, и из-за занавеси показался силуэт слуги.

– Приведи мою оллу. Скажи Чарльзу, пусть ей наденут мешок на голову и скажут, что сегодня она идет на казнь.

***

– Нееет, это ошибка. Он не мог вам этого приказать. Это ложь!

Я вырывалась из цепких лап стражников, пока Чарльз не замахнулся, и я не сжалась в комок, закрывая лицо. Первый инстинкт. Не знаю, почему люди так устроены и закрывают именно лицо, не сердце, не живот. Как будто если их убьют, само лицо будет иметь значение. Какие идиотские мысли. Меня тащат снова на площадь, а я думаю о такой ерунде.

– Наденьте ей мешок на голову.

Это прозвучало ужаснее, чем само известие о казни.

– Зачем? Чего я не должна видеть? Кому и что я могу рассказать? Вы все здесь сумасшедшие!

Мне натянули на голову мешок, и от мерзкого запаха гнили и ужаса захотелось громко вопить, но я понимала насколько это бесполезно. Никто меня не освободит. Все эти фанатики слишком преданы своему лорду, и я для них всего лишь его очередная забава. И сейчас, когда они считают, что он уже достаточно наигрался, меня может ударить любой из его плебеев.

Быстро перебирая ногами, но не доставая до пола, я почувствовала, как меня буквально вынесли из здания. Все тело обдало прохладным воздухом, к вечеру жара спала, и начал дуть северный ветер. При мысли о севере грудь сжала тоска. Как будто я скучала по тому, чего вовсе не знала. По Блэру. Перед глазами пронеслись заснеженные деревни и замок со шпилями на вершине утеса. Наверное, это мое богатое воображение.

Меня оставили стоять на улице. Придерживая под руки и не снимая с головы мешка. Я слышала вопли толпы, слышала крики несчастных, которых вначале пороли, а потом повесили на площади, но громче всех голосила мать мальчика, которого кто-то убил… и это была точно не я. Но от слов этой женщины волосы становились дыбом и замирало сердце:

– Как же так? В чем повинен мой муж и брат! Кааак! Я сына потеряла! Ведьма его убила! Ведьмаааааа! Она в конюшне была. Космы рыжеватые, дьяволица, тело порочное, лицо ангельское. Не бывает красоты такой у людей! Тварь она. Из тьмы пришла к нам! Она с сына моего душу выпила. Все мы видели. Дух его себе забрала, и больше он не очнулся! Люди добрые! Что ж это делается! Как так? Не надо меня щадить! На виселицу хочу! К ним хочууууу!

Мне хотелось закрыть уши руками. Но я не могла, мне их выкрутили за спину и так и держали меня, чтоб слышала, чтоб понимала, что происходит. А потом опять подхватили под руки и потащили. Я упиралась. Кричала, пыталась вырваться, но все бесполезно, и когда меня снова втащили в помещение, я от страха тряслась, как в лихорадке. Наверное, тянут в пыточную, чтоб перед смертью пытать. Мое воспаленное воображение рисовало самые разные картинки, одна страшнее другой, но меньше всего я ожидала оказаться в комнате полуголого герцога. С меня сдёрнули мешок и нагнули в вынужденном реверансе, толкнули на пол так, чтоб распласталась униженная у его ног.

Моргана одевали портные и невысокий мужчина в кудрявом парике с голубыми бантами на темно-синем камзоле и атласной подушкой с булавками в руках. Месье дизайнер. Типа нашего Юдашкина… но скорее похож на Зверева. Да, определенно похож и очень сильно отдает голубизной. Что не удивительно для этой профессии. В голове почему-то прозвучало «Голубая луна… голубая» голосом Бори Моисеева. Совсем некстати и не к месту. Почему-то именно здесь мне постоянно на ум приходили дурацкие песни. Наверное, потому что я вечно слушала музыку дома. Я, можно сказать, с ней вставала и ложилась спать. Но не такую, черт возьми, и не в такой ситуации, когда самой подходящей был бы Реквием. Но у меня вдруг проснулось чувство юмора. Определенно очень черного цвета. Мне не было смешно, мне периодически хотелось сдохнуть, но в то же время я дико боялась казни и пыток. Но больше всего мне хотелось оказаться в своем мире и в своей реальности.