– Ни черта подобного. Я сегодня собрался казнить толпу чокнутых безумцев, спаливших мою конюшню.

– Нет, ты собрался наказать толпу, посмевшую тронуть ЕЕ. Если бы там не было тебя, она бы сегодня сгорела вместе с конюшней.

Да. Черт его раздери, он был прав. Она бы сегодня сгорела вместе с конюшней, и при мысли об этом у меня начинало выворачивать внутренности. Посмотрел в светлые глаза Гортрана, и он не отвел взгляд, так же пронзительно глядя на меня.

– Тогда я спалил бы всю деревню и посадил на кол каждого, кто был бы причастен к смерти Элизабет.

– Элизабет… называешь ее всегда по имени… Блэр. Она чертовая Блэр, Морган. Ты понимаешь, что это безумие?

– Понимаю.

– И продолжаешь этому безумию потакать.

– Оно сильнее меня.

– Когда-нибудь эта ведьма Блэр сведет тебя в могилу.

Я мрачно усмехнулся.

– Я туда отправлюсь только вместе с ней.

Он был прав. Это безумие, и я желал проклятую Блэр сильнее всего. Сильнее власти, сильнее золота, сильнее каких-либо других благ. Мне было уже совершенно плевать на то, чья она дочь, плевать на то, что из-за нее я собирался казнить около десятка крестьян. И нет, их вина не в том, что они спалили мою конюшню, а в том, что желали ЕЙ смерти. Посягнули на мое.

И на самом деле я не знал, от чего умер пацан. Нет, я не верил во всякую ересь про ведьм, но я думал о том, что она могла допустить ошибку. Женщина слишком глупа, чтоб быть лекарем, и эта дура провоцирует их… провоцирует считать себя ведьмой. Гортран прав. Как же он прав. Я обязан был сжечь Элизабет еще там на площади. Обязан своему народу, обязан каждому младенцу, убиенному Антуаном. Обязан своей матери, сестре и брату.

А я… я просто жду собственной свадьбы и совершенно не затем, чтобы отметить это прекрасное и знаменательное событие единения двух государств. Вовсе нет. Я жажду этого дня, чтобы наконец-то взять свою оллу. Уложить ее в постель и отыметь. Грязно, жестко, извращенно предъявить на нее свои права. И все это проклятие с первого взгляда. Увидел и в эту же секунду отравился ею. Стоит только подумать о ней, и весь контроль к дьяволу. Похоть накрывает адская, сумасшедшая. Тело ее, губы, кожа, волосы. Все с ума сводит. И глаза эти дьявольские. Свое отражение в них вижу и сатанею. Ни одна из моих шлюх и любовниц не доводила меня до состояния озверевшего хищника, готового выть и стонать от вожделения.

Сколько раз я кончал себе в ладонь, кончал на простыни, кончал на тела своих любовниц с мыслями о ней. Бессчётное количество раз.

И уже этой ночью я узнаю, что значит испытать оргазм с ней. По-настоящему. Внутри ее тела. Возьму ее… О, дьявол, как же я этого хотел. Пусть насильно, пусть видя ее ненависть и презрение. На все плевать. Я дошел до той точки невозврата, когда это не имело никакого значения. Хотя никогда в своей жизни не брал женщину силой. С ней я ощущал себя диким зверем, сорвавшимся с цепи.

Каждая эмоция страшнее другой, ядовитей, острее. Надо у Питера зелье взять, чтоб не понесла она от меня… Чтоб надолго. Чтоб моя до бесконечности.

– Задумался?

Да, каждый раз, когда мысли уносились к ней, я забывал, где нахожусь. И сейчас забыл.