Не было печали… Рядом остановилась дебелая тетка с хозяйственной сумкой и с ходу стала разоряться насчет напрочь испорченной современной молодежи, нецензурно выражающейся средь бела дня, старших не уважающей, патлы отрастившей да вдобавок нацепившей срамные юбки до пупа – вот уж что к Мите никак не относилось. Мрачно глядя на активную общественницу, Митя отнюдь не вполголоса ее послал туда, куда она явно не собиралась. Окинув его опытным взглядом скандалистки из длинной очереди, тетка быстренько поняла, что с критикуемого там и слезешь, где сядешь. И удалилась безусловно не по указанному адресу, но все же с глаз долой, ворча что-то насчет милиции, которую не грех бы вызвать.

– Доцент, ты чего это в общественном месте матом разговариваешь? – спросили сзади отнюдь не сурово, а где-то даже и весело.

Митя раздраженно обернулся, уже узнав голос. Ну конечно, там стоял возле служебного мотоцикла старшина Талашко – обветренная усатая будка, косая сажень в плечах, белые ремни поверх формы, белый шлем с выпуклым гербом Советского Союза. Старый знакомый всех аюканских рокеров по прозвищу Дракон Дорожный, или просто Дракон (с Карпухой было проще, а вот какое прозвище придумать от фамилии Дракона, никто пока не догадался).

Нужно сказать, что аюканские рокеры старшину, в принципе, уважали, считая не врагом, а достойным противником. Будучи изрядно умудрен житейско-служебным опытом, на жизнь он смотрел правильно: прекрасно понимал, что абсолютно все нарушения под корень извести невозможно, – раньше умом сдвинешься. А потому прощал мелкие, вроде езды без шлема, но за те, что посерьезнее будут, карал нещадно.

– Да вот… – сказал Митя, взглядом показав на оголившуюся свечу.

Самое скверное в случившемся было то, что мотоцикл теперь придется переть своим ходом сначала до Главпочтамта, а потом и домой – всего километра три. И остаток смены провести в пехоте. А потом самое малое пару дней искать бронепривод по кентам и знакомым – все это время опять-таки работая пешком. Мотоцикл на нейтралке толкать – не тяжий труд, но очень уж неудобно его вести за рога, скособочась… Кто попадал – тот поймет.

Талашко присмотрелся, покивал понятливо:

– Попятили?

– Нет, сам погулять пошел… Облезешь теперь искать…

– Это точно. Дней несколько пешочком походишь.

– Так ведь работать… – угрюмо сказал Митя.

– Вот за работу я вашу банду чуточку и уважаю и стараюсь лишний раз не щемить, – серьезно ответил Талашко. – Мороз не мороз, ливень не ливень, а вы всегда на маршруте. Не для забавы рассекаете, а для пользы населения… По себе знаю, сколько раз вы мне телеграммы в любую погоду таскали… Кто стебется в дождь и грязь…

– Наша доблестная связь, – мрачно закончил Митя.

– Вот… Ради твоей работы и выручаю. Кати белоруса, землячка моего, до нас и ставь возле крыльца, уж от нас-то никуда не денется. Я как раз смену сдавать, скажу дежурному; мотоцикл там по делу. А потом давай на штрафплощадку. Ты к ней дорогу знаешь, как к себе домой… Там в углу с зимы стоит «сто шестой». Мужичок, чей транспорт, сразу не забрал – как раз новый купил, а этот уже доходит. А в апреле на рыбалке утонул – полез рыбачить на лед, а тот уже подтаял, вот и ухнул… Жена забирать отказалась, говорит, не нужна ей эта рухлядь. Баба не бедная, винным магазинчиком на нефтебазе заведует, так что копейку не считает. С учета мы его сняли, а дальше сплошная морока: пока баба официальный отказ не напишет, пока все прокрутится, еще сто лет пройдет. Короче, сторожу я от дежурного звякну. Придешь, снимешь бронепровод.