На сердце тяжелым камнем легла тоска, съедая силы. Зачем бороться, зачем что-то делать, если результат будет таким же? Смириться, покаяться, попросить прощения. Бог Солнца милостив, он…

Арон мотнул головой, отбрасывая чуждые мысли. Смириться, покаяться, отказаться от борьбы? И что там было на очереди? Может, вообще стать отшельником и до конца жизни замаливать грехи в какой-нибудь пещере?

Неужели они – кем бы они ни были – всерьез надеялись так легко сломить его волю?

Арон еще раз внимательно оглядел зал, пытаясь определить, где тут выход, поскольку ничего, напоминающего двери или арки, в поле зрения не имелось.

Гимн стих, и в тишине отчетливо прозвучали шаги, словно кто-то невидимый приближался к Арону. Рука Арона с неохотой легла на рукоять меча. Обнажить оружие было не самой лучшей идеей: жрецы бога Солнца вполне могли счесть это святотатством и святотатца соответственно покарать. Но и позволить невидимке приблизиться к себе Арон не мог.

Внутренний голос предупредил его об опасности задолго до того, как Арон прикоснулся к стенам Айо. Арон не мог бы сказать, что сейчас, после «обмена», когда храм богини Смерти сменился храмом бога Солнца, его предчувствие опасности усилилось. Но в том, что оно не уменьшилось, он был уверен.

– Прошу прощения, господин маг, – произнес смутно знакомый голос, и в воздухе перед Ароном возникла колонна света. Потом свет истаял, и на месте колонны оказался человек. Высокий, седой, с крупными чертами лица. – Забыл воплотиться.

Человек, способный становиться светом. По словам жрецов, такая способность давалась душам людей, заслуживших благоволение бога Солнца – естественно, после смерти физического тела.

Мертвая эльфийка в храме Серой Госпожи, мертвый жрец здесь – похоже, живые не служили в храме Триады.

– Мы знакомы? – спросил Арон прямо, перебирая воспоминания. Лицо жреца, как Арону казалось, он видел впервые, а вот голос точно слышал прежде. Росло ощущение, что знакомство было, и состоялось при обстоятельствах весьма неприятных.

– Конечно, – кивнул чужак, и Арон наконец вспомнил. Рука крепче сжала рукоять меча, потом расслабилась. Арон усмехнулся, глядя в глаза своему убийце.

– А вы, Светлейший, ненадолго пережили меня.

Лицо седого жреца на мгновение исказила гримаса гнева. Исчезла.

– Такова воля Светлых богов. – Он благочестиво склонил голову. – Мое время вышло, а ваше нет. Вы получили вторую жизнь, второй шанс. Солнечный милосерден, покайтесь, очистите душу, и он примет вас.

– Насколько помню, вы служили Гите, – медленно сказал Арон, – с каких пор вы стали посланником бога Солнца?

– Что есть Солнцеликая Гита, как не меч справедливости в руке ее венценосного отца? – риторически вопросил жрец.

– Меч справедливости, – повторил Арон, – как… поэтично.

Отец Арона вернулся из храма Солнцеликой Гиты невредимым – внешне. Только вот каждый день, прожитый после возвращения, съедал по десять лет его жизни. И ни жрецы других богов, ни маги не смогли или не посмели помочь. Отец Арона умер от старости в сорок два года, за семь дней превратившись в дряхлого старика – иссохший, оглохший и ослепший… Это Гита и бог Солнца считали справедливостью?