— Вам свет включить или так разберетесь? — спросил доктор.

— Не надо. Все видно, — ответил Архипов, останавливаясь у обитого жестью стола, на котором лежал бритый. С другой стороны встал Зиновьев. Скопин же не стал входить в комнату, а привалился к косяку, не вынимая изо рта своей трубки.

— Итак, — начал рассказывать доктор. — Мы имеем две раны от колюще-режущего оружия. Одна перерубила шейные позвонки, а вторая вот тут — прошла сквозь ребра.

— Вижу, — сухо ответил Архипов.

— Я предполагаю, что сначала была нанесена рана около шеи. Вероятно, наш клиент нагнулся, и тут убийца нанес удар. Второй же удар был добивающим, чтобы умертвить наверняка.

— А почему не наоборот? — спросил Архипов.

Доктор оглянулся на Скопина.

— Если уж убил, так убил, — ответил тот. — Ударил в сердце? Тогда зачем бил еще и в спину?

Архипов пожал плечами. Скопин говорил правильные вещи, но Захар был все еще раздражен его поведением. Он вообще теперь принимал все, что говорил или делал Скопин, с крайним неудовольствием, даже если тот бы прав.

— Надеждин, — Иван Федорович указал трубкой на покойника, — был человеком сильным и опасным. Да и нож у него в кармане имелся. Вероятно, убийца понимал, что сильно рискует, сцепившись с ним в открытую. Поэтому подождал, пока тот нагнется — например, развязывая мешок с награбленным у Трегубова, и ударил в спину. А когда Надеждин упал, повернул его и нанес удар в сердце.

Архипов ничего не ответил, продолжая глядеть на широкую рану в груди мертвеца.

— Я исследовал поясок осаднения, — продолжил доктор. — Участок кожи вокруг раны. Если бы клинок был грязным или ржавым, остался бы след. Но, похоже, что оружие держали в чистоте. Я нашел только мелкие следы смазки. Теперь смотрите сюда.

Доктор вынул из кармана халата лупу и передал ее Архипову.

— Вот тут, в углу раны, мы видим косо отходящие надрывы кожи, так называемый «ласточкин хвост». Это результат незначительного поворота лезвия при его извлечении. Ну это вряд ли даст вам какие-то важные детали для размышлений.

— Хорошо отточенный, — подал голос Скопин со своего места. — Да, доктор?

— Так точно, — кивнул Зиновьев. — Я осмотрел хрящи в месте раны. Они разрезаны так, будто из масла.

— А форма клинка? — спросил Архипов.

— Это самое интересное, — отозвался Иван Федорович.

— Подайте мне спиртовку, Захар Борисович, она вон там, на подоконнике, — попросил Зиновьев. — А еще рядом чашка с воском.

Архипов принес требуемое. Доктор поставил спиртовку на тумбочку около стола, зажег ее, а сверху установил железную чашку с застывшим воском. В полном молчании присутствующие смотрели, как воск начал потихоньку плавиться.

— Та-а-ак, — сказал, наконец, доктор, надел плотную рукавицу и, сняв со спиртовки чашку, аккуратно начал лить воск в рану. — Надеюсь, он не пробил легкое, иначе ничего не получится. Я, в принципе, зондировал рану и не нашел никакого отверстия во внутренние органы, но мог и не заметить.

Скопин докурил трубку и вышел на улицу, чтобы выбить ее.

— Вы давно знаете Ивана Федоровича? — спросил Архипов.

— Давно! — ответил Зиновьев. — С Туркестана.