– Спасибо. Прямо завтра и схожу.

– А мы здесь – сама видишь как. – Анна погладила ладонью внушительную стопку книг на краю стола. – Школу сделали для людей, чуть не всё Замоскворечье сбегается! Начинали-то студенты наши для ребятишек, – а там, смотрим, и взрослые подтягиваться начали! Денег, разумеется, мы не берём, а просто пускаем всех желающих! Спасибо Марье Спиридоновне: помещение нам по воскресеньям предоставляет. Нас и княгиня Вера Николаевна к себе в Столешников звала, но мы подумали… и отказались. Мало кто из наших учеников рискнёт прийти заниматься в богатый дом.

– Как это Николай Станиславович у вас в учителях оказался? Для чего ему?

– И он, и княжна Аннет, и даже сама Вера Николаевна иногда приходит! – с гордостью похвасталась Анна. – Варенька, ты, верно, не знаешь, – в России сейчас большие перемены после Манифеста! Каждый образованный человек старается хоть что-то делать для бедных людей, для народа! Мы вот пытаемся хотя бы грамоте и счёту выучить каждого, кто хочет! А там, даст Бог, дойдёт и до географии с историей, и даже до естественных наук… Чему же ты улыбаешься?

– И в мыслях нет! – Варя поспешно отвела взгляд от зевающей Флёны. – Неужели ты намерена нашу Флёнушку обучить географии?

– Нипочём не соглашуся! – подавив зевок, решительно объявила та. – И мамаша не дозволят, и жених возражать станут! Пантелей Макарыч у меня уж такой сердитый насчёт бабьего ума! Нипочём его не одобряет! Ещё возьмёт да и не женится, коль я выучусь! А на меня тогда и мамаша осерчают, и самой мне ни к чему в девках оставаться! Этак и приданое не поможет! Сюда-то мамаша отпущают, потому что, говорят, коли уж князья сиятельные вас учить не брезгают, стало быть, дело благонадёжное! А к студентам нипочём не пустили бы! Особо после того, как здесь в прошлом году арест за арестом шли! Почитай, что всех наших на допросы таскали – и Чепурина, и Фролова, и Кочетова, и Сметова… Этот и вовсе опосля пропал!

– Как – пропал? – испуганно спросила Варя. – Помер, спаси Бог?!

– Жив-здоров! Куда-то в Польшу подался – и это перед самым бунтом там! При том, что ему и из Москвы уезжать начальство воспретило! В одну ночь исчез, никому не сказался! Вот душу положу, что без него и бунт у поляков не обошёлся!

– Откуда же ты знаешь, что он жив?

– Знающие люди шепнули. – многозначительно сказала Флёна, и Варя улыбнулась было, но, поймав взгляд Анны, сделалась серьёзной.

– Доиграется, видит бог, до Владимирской дорожки! – мрачно предрекла Флёна. – Ведь сам из благородных, кажись… а туда ж, против правительства бунтовать взялся! А ведь мог бы и на доктора выучиться, кабы из ниверситета не попёрли за какие-то бумажки незаконные! Мамаша ещё когда говорили, что выпороть как следует Андрея Петровича некому – глядишь, и человек бы стоящий получился!

– Господь с тобой, Флёна, ты глупа! – сердито перебила её Анна. – По-твоему, стоящий человек – это тот, кто живёт на свете как гвоздь в стене, ни о чём не думает, кроме дохода с именья… или хотя бы с москательной лавки, как твой Пантелей Макарыч! И ничьи страдания его не трогают! Да Сметов с себя последнее готов снять для бедного человека!