– Серёжа, что с вами? Неужели визит господина Сметова…

– Маменька, вы ведь всё знаете. – помолчав, хриплым, тяжёлым голосом отозвался он. – Вы помните, я написал Варе тогда сразу же! Сразу после того, как выяснилась моя проклятая ошибка! Я до сих пор кляну себя, что не показал этого письма вам. Вероятно, написал что-то не то или не так… но что – хоть убейте, не могу понять уж третий год! Страшно жалею, что не осталось черновика… Но ведь я не мог, право же, не мог более ничем обидеть её! На семи страницах просил прощения, клялся в неземной любви, предлагал руку и сердце! Ничего другого в моём письме к ней не было, слово чести! Даже для приличия о её здоровье и о картинках позабыл спросить!

– Серёжа, успокойтесь…

– Воля ваша, не могу! До сих пор в пот кидает, как вспомню… Как я не свихнулся, ожидая ответа, – сам не понимаю! В уезд на почту ездил чаще, чем на работы! Пока не понял, что…что ответа не будет. Никакого. Вовсе. Знаете, маменька, всего ожидал – но только не этого! – он осёкся на полуслове, чертыхнулся, обжёгшись о догоревшую папиросу. Долго, молча прикуривал от свечи новую.

– Скажите, маменька… Я, очевидно, ничего не смыслю в женщинах, так скажите хоть вы мне… Варя более не любит меня? Или так и не смогла простить?

– Не то и не другое, Серёжа. Мне кажется, вы ошибаетесь…

– Ошибаюсь?! Я в какой уж раз делаю Варе предложение – и она даже не отвечает мне! И вы после этого говорите о любви?! И хоть бы написала, что разлюбила… что я свинья и скотина, которой прощенья нет… это, по крайней мере, было бы справедливо! Но не ответить мне совсем?! Остаться за границей?! Это было хуже, чем презрение, которое я, возможно, и заслужил! Как можно было променять нашу любовь на всю эту мазню?!.

– Вы неправы. – княгиня Вера встала, ласково погладила пасынка по плечу. – Вы неправы, и я не устану повторять вам это. Вернее, были бы, возможно, правы по отношению к любой другой женщине… Но Варя – большой художник. И ей, в отличие от многих, невероятно посчастливилось: ей взялась покровительствовать Долли Беловзорова. Долли – подлинная меценатка и носится с открытыми ею талантами как курица с яйцом. И, надо сказать, вкус и чутьё у неё безупречны. Если уж она взялась за огранку Вариного таланта – стало быть, он того стоит. И с Вариной стороны было бы преступно упустить такой шанс. Даже ради того, чтобы стать княгиней Тоневицкой и бегать по Бобовинам с ключами на поясе.

Сергей мрачно посмотрел на мачеху, ища в её лице иронии. Не найдя, упрямо сказал:

– Забавно, право, ожидать такого блистательного расчёта от безумно!.. – он насмешливо выделил голосом последнее слово, – влюблённой женщины!

– Это не расчёт, поверьте. Просто есть вещи, на которые человек не может и не должен идти даже ради самой пламенной страсти.

– Право? Какие же?

– Обман или клевета, например. Использование других в своих целях. Предательство, наконец.

– Вздор! Кого бы она предала, бросив все эти помазульки в Италии?!

– Себя, Серёжа, самоё себя. Свой талант. И напрасно вы так улыбаетесь. Предать себя ничуть не лучше, чем кого-то другого. В живописи вся Варина жизнь.