Это высказывание соответствует впечатлению, которое возникает при чтении рукописи из Музея Ага-Хана «Сто и одна ночь»: текст в целом является документом классической повествовательной прозы на литературном арабском языке, хотя и совершенно индивидуального характера. Поэтому и для перевода несколько эмоционально приподнятый литературный стиль выглядит уместным. Тем не менее мы в то же самое время имеем дело с развлекательной литературой. Поэтому перевод, при всей его добротности, при всей его исторической и филологической верности, должен был сохранить характер развлекательной литературы; он должен был остаться таким же увлекательным и непосредственно понятным, как и оригинал. Читатели и слушатели перевода должны получать удовольствие, точно так же, как читатели и слушатели оригинала.
Рукопись «Ста и одной ночи» из Музея Ага-Хана со своей хоть и классической, но в то же время очень индивидуальной языковой и стилистической формой представляет собой настоящую золотоносную жилу для лексикографов. Здесь впервые встречаются многие редкие слова и обороты речи, как, например, следующее выражение в рифмованной прозе:
лав са’идат мас’ада ш-шамси (…) лав гизат магиса р-рамси.
Даже если бы она поднялась так же высоко, как солнце, или скрылась в самой глубокой могиле…
И даже то, что наши герои «подкрадываются к своей жертве, как змея» (инсалла илайха нсилала с-силли), – это хоть и не слишком часто употребляемый, но красивый и элегантный оборот речи.
Рукопись демонстрирует несколько типичных феноменов андалузского арабского языка, то есть регионального разговорного языка мавританской Испании. Так, первое лицо единственного числа в прошедшем времени имперфект часто спрягается с префиксом н-, а не с а-:
Классический арабский язык: актубу
Андалузский арабский язык: нактубу
Частица ки (н) перед глаголом предполагает условность:
лавла ма канна лака валадун кунта кин тас’алю ллаха валадан
Если бы у тебя не было сына, ты бы молил Всевышнего, чтобы Он подарил тебе его.
Частица кад, меняющая временную форму глагола, видоизменяется в чистое наречие:
назиру ль-миски мин хафатихи янташиру ам би-ль-‘анбари кад ятир
cОт его склонов струился мускусный аромат или это была скорее амбра, наполнявшая воздух?
Здесь можно также отыскать отдельные слова из андалузско-арабского или же магрибского словарного запаса: например, масрийя – термин для обозначения мансарды на мансардном этаже дома, маджлис – для обозначения покоев в замках, ‘азаф – как типично магрибское слово со значением «пальмовые листья» или бахар – как чисто андалузское слово, означающее «нарцисс». Помимо этого, издание Таршуна перечисляет целый ряд тунисских диалектных слов, которые встречаются в основной тунисской рукописи XVIII в.[44]
Все эти региональные особенности могут быть в высшей степени интересны для будущего издания и научного раскрытия нашего рукописного источника, однако в переводе узнать их уже невозможно.
Как и в «Тысяче и одной ночи», в «Ста и одной ночи»