Уровень 4. Истории в историях. И наконец, в «Ста и одной ночи» мы имеем дело со случаем вложенных внутренних историй на подчиненном уровне повествования, что является типичным и для «Тысячи и одной ночи». В истории о царском сыне и о семи визирях женщина и семь визирей в течение семи дней рассказывают в общей сложности девятнадцать историй, с помощью которых они пытаются спасти жизнь королевского сына или же покушаются на нее. Эти девятнадцать отдельных историй были также и в переводе перемещены на подчиненный повествовательный уровень, так что рассказчица или соответствующий рассказчик всегда остаются в настоящем времени. В оригинале у этих историй нет отдельных названий, но для наглядности их названия («[Воспитание слона]» и т. д.) были добавлены переводчицей.
Восемнадцать из шестидесяти двух названных по именам протагонистов в «Ста и одной ночи» носят говорящие имена, что выходит за рамки принятого в арабской ономастике количества (например, «Абдаллах» со значением «раб божий»), причем они имеют значение, специально привязанное к рассказываемой истории. Такие имена известны нам из европейской сказочной традиции, например «Снегурочка» или «Спящая Красавица». Арабские говорящие имена часто составлены из двух самостоятельных имен и образуют так называемое соединение с родительным падежом. Примерами из «Ста и одной ночи» могут служить: Захр аль-Басатин (захр + аль-басатин), или «Цветение Садов»; Тадж аль-Изз (тадж + аль-изз), то есть «Венец Власти»; Наира аль-Ишрак (наира + аль-ишрак), или «Сияющий Восход Солнца»; Мудилль аль-Акран (мудилль + аль-акран), что означает «Унижающий Своих Врагов». Там, где значение имени играет существенную роль, я брала его в перевод по первому упоминанию имени.
Как и в случае с каждым произведением повествовательной литературы, для «Ста и одной ночи» центральное место занимает вопрос об устном или письменном варианте концепции, передачи и заимствования. Само собой разумеется, что помимо или до письменной традиции «Ста и одной ночи» существовала также устная традиция, хотя бы только для отдельных историй. Тем не менее существуют аргументы, позволяющие исходить из появления сравнительно ранних письменных вариантов и последующей длительной письменной традиции. По типичным ошибкам при переписывании, изучение которых пока еще продолжается, мы можем безошибочно определить, что в основе нашей рукописи также, без сомнения, лежал письменный первоисточник и что она не может быть продуктом свободного устного сочинения или чисто устной передачи.