На столе горела всего одна свеча – вернее, не свеча, а огарок, совершенно оплывший и отчаянно мигающий. О том, где находится Закатов, Александрин могла лишь угадывать по застывшей у ножек старого кресла тени.

– Я забыл о нашей… вечерней традиции, – зачем-то повторил он. – К сожалению, нынче уж поздно. Придётся, вероятно, завтра. Тем более, что новые книги при… пришли.

Что-то в его голосе показалось Александрин странным. «Может быть, он уснул в кресле… А я разбудила?..»

– Надеюсь, плохих новостей для вас не было?

Она спросила из вежливости и вовсе не ждала ответа. Но бесформенная тень на полу вдруг решительно зашевелилась. Закатов поднялся на ноги. Тяжело покачнувшись, шагнул к столу. Не глядя на Александрин, снял пальцами нагар со свечи. Язычок огня заметался, выровнялся, залил жёлтым светом стол – и Александрин увидела опустевшую бутылку и опрокинутый стакан.

«Боже мой!» – похолодела она. Скрывая панику, поспешно отступила к дверям.

– С вашего позволения, Никита Владимирович, я пойду спать.

– Вы испугались? – медленно спросил он, возвращаясь в своё кресло. – Не бойтесь… я не такая всё же скотина, чтобы вас оскорбить. А новости да, недурные. Ваша сводная сестра вышла замуж.

– Аннет?! – Александрин сразу же забыла о своём испуге. – Как славно! Я уверена, что она сделала блестящую партию! Кто же этот счастливец? О, не говорите, я знаю: это князь Гагарин! Тот, у которого дом возле Пречистенки! Хотя… может быть, и Млечин, он за ней ухаживал три года, каждый сезон в Москве! Да, Аннет прочили ещё и за графа Гронского, но там нужно было креститься в католичество, а она… Так за кого же княгиня её выдала, наконец?!

– За некоего Андрея Сметова.

Это имя ничего не говорило Александрин.

– Я, верно, с ним не знакома. Странно… Откуда он взялся?

– Пензенский дворянин, кажется. Впрочем, это уже не имеет значения, поскольку дворянства господин Сметов лишён.

– Ка-а-ак?..

– Политический осуждённый, Александрин. Вот так-то. И Анна Тоневицкая… теперь уж Сметова… уже катит за ним в Тобольск.

Взявшись пальцами за виски, Александрин опустилась на диван.

– Но… но это немыслимо! Невозможно! Вы разыгрываете меня, да? Княгиня никогда бы не допустила такого… Никита Владимирович?!.

Из тёмного кресла донеслись странные звуки: Закатов смеялся. И этот смех напугал Александрин куда более, чем пустой полуштоф на столе.

– Вот-вот, дитя моё… Именно это и говорили Вере все доброжелательные соседи… Как могла да как позволила… Уж вы-то лучше всех должны знать, что делают юные девицы, ежели им чего-то не позволить!

– Но ведь именно мой случай, – горестно прошептала Александрин. – Именно мой случай должен был научить княгиню, что нужно как можно строже… решительнее…

– Александри-ин! Ну подумайте вы сами, что бы случилось, запри она вас тогда в четырёх стенах! Да вы бы попросту удавились на собственных чулках!

Она вздрогнула, ясно поняв, что именно так бы и поступила.

– Ну вот… сами же видите. Так что, право, не знаю, хороши ли вести… Вера совсем извелась. С детьми, Александрин, всегда так, учитесь… Постоянно трясёшься, что что-то делаешь не так, – да ещё благожелатели масла подливают! И мужчину-то этим можно с ума свести, а что делать женщине? Без защиты, без покровителя… Всю жизнь – одна, всю жизнь – сама… Вокруг одни трусы, одни только проклятые трусы! Чёрт, сколько можно ей мучиться? И когда, проклятье, всё это кончится, и чем?! Как он мог, этот мер-рзавец, связать её своим выводком и отрезать ей жизнь под корень?! И ведь даже не вынешь из могилы и на дуэль не вызовешь, сукина сына…