Конференция и главнокомандующий армией генерал-фельдмаршал Бутурлин были согласны с его планом. Главнокомандующий благословлял: можно трогаться в путь. Однако Румянцев не спешил поднимать полки. Он считал выделенные ему силы недостаточными и добивался от Бутурлина усиления корпуса как людьми, так и артиллерией. Между деревушкой Грауденц, где стоял Румянцев, и главной квартирой в Мариенвердере беспрестанно сновали курьеры: один просил, другой торговался…

12 мая Румянцев поехал к Батурлину сам. Ему ничего не оставалось, как сыграть на родственных чувствах. Как-никак свояки, должны же наконец найти общий язык!

Фельдмаршал занимал большой особняк с садом. Когда Румянцев подъехал к воротам, время клонилось к вечеру, — его остановили солдаты, стоявшие на карауле. Вызванный дежурный офицер сообщил, что фельдмаршал изволит обедать, и если его превосходительству угодно, то о нем будет доложено его сиятельству немедля.

— Позаботьтесь лучше о моих спутниках, — сказал ему Румянцев. — К его сиятельству я пойду сам.

Главнокомандующего он нашел в глубине сада. Фельдмаршал сидел в плетеном кресле за столиком с недопитым стаканом вина и «экзаменовал» стоявших навытяжку гренадеров. Один из солдат лицом был, похож на монгола — широкий приплюснутый нос, узкие плутоватые глаза…

— Отвечай мне, Прошка, — говорил ему фельдмаршал, — что есть русский солдат?

— Русский солдат есть государыни и отечества защитник, — отвечал гренадер голосом, в котором сквозило желание потешить его сиятельство.

— Молодец! Службу знаешь. А посему быть тебе подпоручиком! Иван, — позвал фельдмаршал денщика, — налей его благородию водки, да побольше, пусть выпьет на радостях. А ты кто будешь? — приступил он к другому гренадеру.

— Боров… Иван, сын Михайлов… — не в пример товарищу заволновался солдат.

— В баталиях бывал?

— Так точно, ваше сиятельство! Еще когда живы были его превосходительство генерал Лопухин…

— Гм, Боров, Боров… — не слушая его, повторял в раздумье фельдмаршал. — Прозвище мужицкое. Не подойдет. С сего дня будешь прозываться Боровиковым. Прапорщик Боровиков! Завтра оба ко мне за ордером…

Заметив Румянцева, остановившегося в сторонке и молча наблюдавшего необычный спектакль, Бутурлин махнул солдатам рукой, чтоб убирались немедленно, И сделал попытку подняться. Попытка кончилась тем, что грузное тело его, едва оторвавшись от сиденья, тотчас опустилось обратно в кресло, заняв прежнее положение.

— Иван, вина! — приказал он денщику, облобызав гостя. — Для его сиятельства Петра Александровича. Самого лучшего!

Румянцев отвечал, что приехал по делу и пить не имеет желания.

— Попробуй не выпить!.. — Бутурлин сам наполнил стаканы, изображая на рыхлом лице своем хитроватую ухмылку. — Тост мой — за выздоровление ее величества Елизаветы Петровны!

— Разве государыня больна? — удивился Румянцев.

— Новый припадок… — Бутурлин поднес стакан ко рту и глазами приказал гостю сделать то же самое. — За выздоровление ее величества!

Вино оказалось прекрасным, а желание, чтобы государыня поскорее стала на ноги, было так велико, что одной бутылкой дело не ограничилось. Бутурлин приказал денщику принести вторую, потом третью…