Предложение французского правительства было рассмотрено Конференцией. Конференция одобрила идею о созыве двух конгрессов. Она согласилась также с тем, чтобы Австрия получила Силезию, Швеция — часть Померании… Что же касается прав России на Восточную Пруссию, то она от них великодушно отказывалась. Она жертвовала ими, лишь бы были улучшены мирные условия для ее союзников, в том числе Франции.

Идя на такой шаг, русское правительство хотело, во-первых, показать всему миру, что Россия вовсе не стремится к захвату чужих территорий, как об этом болтали европейские дипломаты; во-вторых, оно надеялось этим великодушным жестом задобрить французского короля, рассчитывая на его поддержку при исправлении западных границ Украины.

Великодушие вообще-то качество похвальное, но только не в дипломатии. Уступки русского правительства ни у кого не вызвали горячих восторгов. Французский король не прослезился от умиления. Наоборот, в Версальском дворце сие великодушие истолковали как бессилие России. В инструкции своему посланнику в Петербурге французское правительство писало: «Теперь не время распространяться о видах России на польскую Украину; можете ограничиться общими уверениями, что король, насколько возможно, покажет свое доброе расположение к интересам России».

Между тем для Людовика Пятнадцатого русские интересы мало что значили. Поляки были ему ближе. «Русские, — писал он посланнику в Петербурге, — годятся быть союзниками только ради того, чтобы не приставали к нашим врагам; они делаются заносчивы, когда видят, что у них чего-нибудь ищут. Если я стану одобрять намерение русских овладеть Украиной, я могу возбудить к себе охлаждение со стороны турок. Слишком дорого мне придется заплатить за союз с государством, где интрига день ото дня берет более и более верх, где остаются неисполняемыми повеления высочайшей власти и где непрочность преемства лишает доверия к самым торжественным обязательствам».

До русского правительства наконец дошло, что союзники видят в России простака, которого не так уж трудно обмануть, и оно пересмотрело свою позицию. Предложения о мире не были осуществлены. Война продолжалась.

Теплым, по-настоящему весенним месяцем пожаловал на Вислу май шестого года войны. После обильных апрельских дождей земля благоухала, луга манили изумрудом травы, вовсю цвела черемуха.

Время стояния на зимних квартирах кончилось. Дороги просохли. Пришла пора новых походов.

Румянцев готовился идти на Кольберг. Русские уже дважды осаждали эту крупнейшую приморскую крепость, но не смогли овладеть ею. И вот теперь ему предстояло сделать то, что не удалось его предшественникам — генералу Пальменбаху и адмиралу Мишакову.

О том, что Кольберг придется брать ему, а не кому-то другому, Румянцев знал еще с зимы. Готовясь к походу, он учинил пространную инструкцию, которая стала для его корпуса своего рода уставом. В «Учреждении», как была названа инструкция, вводились единые правила несения строевой и караульной службы, определялся порядок марширования, лагерного расположения полков, словом, предусматривалось все, вплоть до требований, касавшихся жизни и быта солдат. Был готов и план захвата крепости. Румянцев рассчитывал нанести главный удар с суши в тот момент, когда крепость будет блокирована и обстреляна русским флотом с моря. Координацию действий сухопутных войск и флота он брал на себя.