— Да, он масон! Я в Думе жёстко выступал против некоторых его предложений. Но сейчас это не имеет большого значения. Наши силы следует консолидировать. Чем больше участников, тем меньше ответственности.

Заговорщики весьма боялись последствий своего злодеяния.

На другой день Пуришкевич сделал ответный визит — на Мойку, 94, к Юсупову.

Пуришкевич, как человек бывалый, на семнадцать лет старше подельщика — Юсупова, деловито осмотрел подвал, комнаты наверху. Вышел в обширный двор. Важно сказал:

— Всё дело необходимо провернуть тихо. Поймают — нам всем крышка, каторги не избежать. Исчез человек — и крышка! А у вас тут место, конечно, для серьёзного замысла рискованное — в двух шагах полицейский участок. Даже в подвале стрелять нельзя.

Юсупов аж расстроился:

— А как же быть?

— Всё просто: отравить, как собаку! — Поморщился. — Противно, конечно, да во имя любви к родине чего не сделаешь? Следует назначить день уби… операции.

В ночь на 15 декабря, когда Соколов в отцовском доме мирно вкушал сладкий сон, старый слуга Семён на цыпочках вошёл к нему в спальню, зашептал на ухо:

— Аполлинарий Николаевич, к вам дама пришла!

Соколов, верный себе просыпаться мгновенно, с удивлением переспросил:

— Дама? Какая такая «дама» среди ночи? — Взглянул на большие напольные часы. — Четвёртый час, а ты меня будишь. Что стряслось?

Реликт времён крепостных и Крымской кампании произнёс:

— Звонила, звонила в дверь, я открыл ей. Лицо под вуалью. На вид приличная. Говорит: «Очень нужно видеть Аполлинария Николаевича, дело государственной надобности». Вот, карточку визитную дала…

Соколов протянул руку:

— Давай сюда!

Реликт изумился:

— Батюшка, разве я себе такое невежество допущу — прямо из рук?! — В свете узкого луча, падавшего в дверную щель, он поискал взглядом по столу, увидал поднос, на котором стоял сифон. Сифон был снят, а на поднос возложена визитная карточка и с необходимой церемонией — с расшаркиванием и поклоном — протянута Соколову.

Сыщик рассмеялся, но карточку принял. С удивлением прочитал:

— «Зинаида Васильевна Дитрих». — Приказал: — Проводи в гостиную, предложи вина или самовар. И потом подай мне одеться.

…Через несколько минут Соколов свежий, подтянутый, улыбающийся вошёл в гостиную. В кресле сидела Зинаида, как всегда полная женственного очарования. После приветствий и двух рюмок токайского Зинаида произнесла:

— Я молила Бога, чтобы Он послал мне случай отблагодарить вас, Аполлинарий Николаевич! Из сплетен и газет я знаю: вы продолжаете приятельствовать с Распутиным. Так вот, в самое ближайшее время на него будет совершено покушение.

Соколов не удивился. Он спросил:

— Кто и где будет покушаться на старца?

— Я подробностей не знаю… Я всё расскажу, но с чего начать?

Соколов рассмеялся:

— С начала!

— Некоторое время назад я познакомилась с Владимиром Митрофановичем Пуришкевичем, членом Думы, монархистом, поэтом и… ловким ухажёром. Нынче он пригласил меня в ресторан «Золотой якорь», что на Фонтанке. Сидели мы в кабинете. Володя прежде спиртное в рот не брал. Но сегодня он был какой-то взвинченный, рассеянный, одним словом — сам не свой. Он много пил. Когда изрядно захмелел, вдруг говорит: «Зинуля, если бы ты знала, что днями случится! Ты очень бы удивилась. Все газеты, весь мир ахнет… И причиной того стану я, твой друг». «Скажи, Володечка!» — стала я просить. «Нет ни малейшей возможности!» Я надула губы: «Тогда и не надо было говорить! Если не скажешь, то я встану, уйду и мириться с тобой не буду!» И я сделала вид, что ухожу. Он бросился целовать мне колени, руки и шёпотом на ухо сказал: «Я убью Распутина!» Я вскрикнула: «Не может быть! Это всё враньё!» — «Вовсе не враньё! Сама увидишь. Меня за это, может, приговорят к расстрелу, а ты меня обижаешь. Останься, очень прошу!» — И Зинаида закончила: — Он больше ничего не говорил, а я не расспрашивала.