– Нет его больше, поняла?
– Но как же…
– А вот так же! И если ты, дрянь подзаборная, еще раз посмеешь позвонить мне, если хоть где-то что-то вякнешь, хоть на секунду нос высунешь из своей навозной кучи, пеняй на себя, поняла, подстилка поганая? – жена Василия Матвеевича говорила тихо и размеренно. – Я тебя раздавлю, как вошь.
Полина молчала, пытаясь осознать, что все кончено. Повесила трубку, не сказав ни слова, и побрела в кухню, где в буфете стояло вино, которое они с Кириллом так и не пили.
Штопор затерялся в ящике с кухонной утварью, среди щипцов для сахара, круглого чайного ситечка, ложки для вырезания шариков из тыквы и множества столь же бесполезных предметов. Крепко зажав бутылку между колен, она вкрутила штопор в пробку, стараясь не отклоняться от середины, и сильно потянула вверх, особо не надеясь на успех предприятия, но пробка вышла неожиданно легко.
– Случай-то особый, – сказала Полина, доставая из горки хрустальный бокал. Наполнила его вином, отчего в квартире запахло дрожжами. Полина отсалютовала темному окну и выпила.
Надо пожелать земли пухом и поахать, что совсем молодой, еще шестидесяти не исполнилось, жить бы да жить, и заплакать, и все такое прочее.
– Вовремя же ты сдох, скотина, – фыркнула она, подливая себе еще, – после того, что я для тебя сделала, мог бы подождать, пока книга выйдет.
Днем народу в метро немного, Ирине удалось даже сесть, а главное, оставались еще свободные места, то есть не придется подскакивать, как только в вагон войдет старушка или беременная женщина. Старикам она не уступала после того, как один из представителей этой породы сурово ее отчитал. «Никогда не уступайте мужчинам место! – сказал он и гневно потряс перед сидящими девушками своей палкой. – Ни при каких обстоятельствах! Как бы ни хотелось!»
Она потом спросила у мамы, и та подтвердила: действительно, нельзя. К старому мужчине нужно относиться как к молодому и оказывать услуги, только если он попросит.
Просили редко. Знакомые порой жаловались на обнаглевших ветеранов, которые всюду лезут без очереди, размахивая удостоверениями, и в общественном транспорте сгоняют людей с мест, но Ирине эти мифические персонажи никогда не попадались. А с другой стороны, если ты заслужил и висит табличка, где черным по белому написано, что имеешь право, почему тебе должно быть стыдно им воспользоваться? И кто дал людям право возмущаться? Да потому что прицелы сбиты. Одни равны, другие еще равнее, что позволено Юпитеру, не позволено быку. Социальное расслоение не такое огромное, как в Америке, например, но барьеры между слоями гораздо непроницаемее, и с помощью одних только денег их не одолеть. Вот и выплескивается бессильная злость на заслуженного ветерана, почему это ему можно, а мне нельзя. И не хочется думать, что он воевал, рисковал жизнью.
Ирина вздохнула. Собираясь в первый день на работу, она так волновалась, что не захватила книжку, так что пришлось развлекать себя в дороге бесплодными умствованиями.
Если днем в метро всегда так свободно, то она успеет не одну любимую книгу перечитать, когда будет мотаться в обеденный перерыв кормить Володю.