Пахомов был, что называется, живой классик, обласканный властями лауреат Государственной премии, Герой Соцтруда, орденоносец, член КПСС, депутат Верховного Совета, словом, крупная фигура, которая должна отойти в мир иной «после долгой и продолжительной болезни» в окружении родных и близких и плеяды учеников, а не глупо погибнуть в пьяной драке.
Несмотря на близость к правящей верхушке, Пахомов снимал не какие-то безжизненные агитки, а по-настоящему хорошие и глубокие фильмы, которые получали призы на международных кинофестивалях и становились популярны за рубежом.
Ирине нравилось, что он не только не прогибался перед властью, но и не заискивал перед народом, не ерничал в своих фильмах насчет беспросветной жизни совка, не использовал любимый художественный прием творческой интеллигенции – фиги в карманах.
Правда, Кириллу с его тонким взыскательным вкусом фильмы Пахомова не нравились. Ему вообще трудно было угодить, а Ирина, всегда считавшая себя культурной женщиной, рядом с мужем выглядела какой-то примитивной особой без духовных запросов.
Перед самыми родами они с Кириллом вдруг спохватились, что сто лет не были в кино, и надо срочно идти, потому что потом неизвестно когда получится. Егор отпустил их, неимоверно гордый, что ему доверили остаться дома одному. Поехали на Невский, там между Аничковым мостом и площадью Восстания почти в каждой подворотне кинотеатр, и хоть в одном обязательно идет что-то интересное.
Ирина затормозила у «Художественного», где как раз крутили премьеру двухсерийки Пахомова, но Кирилл вдруг заартачился. Видите ли, в фильмах этого режиссера чувствуется какая-то червоточина, и после просмотра ему всегда делается тоскливо и гадко. Ирина тогда постеснялась признаться, что а ей вот нет, не делается, и в итоге они отправились на какую-то легкую и удивительно пустую для советского фильма комедию, пару раз посмеялись, но на этом все. Ну хоть в фойе мороженого поели, и на том спасибо.
Пожалуй, среди ее знакомых Кирилл был один такой придирчивый, да и не только среди знакомых. Когда по телику показывали фильмы Пахомова, улицы пустели. Люди искренне его любили, и это как раз тот случай, когда смерть известного человека становится как будто личной утратой.
Он столько раз с помощью своих фильмов приносил в твой дом радость и грусть, подсказывал, где правда, наставлял, утешал, давал надежду на лучшее… Разве можно остаться равнодушным к тому, что его больше нет?
Увы, нельзя, и ей непросто будет судить убийцу Пахомова из-за симпатии к жертве. Только она судья и обязана быть беспристрастной. Если бы пришлось судить Дантеса, то и тут она должна была бы внимательно изучить все обстоятельства в его пользу.
Ирина снова распахнула шкаф в тщетной надежде на чудо. Вдруг выпадет какая-нибудь хламида, о которой она давно забыла?
Очень стыдно, но при всем сочувствии Пахомову она гораздо больше переживает о том, что ей не в чем судить его убийцу. Ведь процесс будет громким, требовать возмездия явится весь бомонд, наверняка зал наводнят корреспонденты, возможно, даже иностранные.