Вагонное окно напротив отражало не самую истощенную даму, но все-таки и не бесформенную гору жира.

Ирина улыбнулась. За пару дней до выхода на работу в местный галантерейный магазин завезли очень приличные пуловеры индийского производства, она засекла это, когда очередь только-только начала формироваться, и ухватила.

А Кирилл, хоть и отрекся от своего неформального мира, все же достал ей через старых приятелей отличные джинсы, настоящий «Леви Страусс». Ирина побоялась спросить, сколько это стоило.

Восхитительно-синие штаны еле налезли, и железная пуговица врезалась в живот, когда Ирина слишком глубоко дышала, но это только радовало. И сейчас сидят хорошо, а как она похудеет – будут вообще прекрасно. А потом она похудеет еще больше, и постирает свои «левики» в горячей воде, и станет просто конфетка.

Пуристы могут возразить, что джинсы – это рабочие штаны американских фермеров и совершенно не подходят для судьи. Все так, но в том-то и прелесть ее нынешнего положения, что она снисходит и выручает и в любую секунду может нахмурить бровь и спросить: «Что-то не нравится?», и всех критиков как ветром сдует.

Главное, что когда она сегодня утром пришла на работу, то не увидела в мужских глазах ужаса, а в женских – злорадства.

…Механический голос объявил станцию. Ирина вздохнула – еще три остановки. Надо было хоть газету купить, чтобы не терять даром редкие минуты, когда она предоставлена самой себе.

Ладно, подумаем о деле, которое вскоре придется рассмотреть. Даже как-то горько понимать, что она станет знаменитой не потому, что оправдала, например, двух хороших людей, обвиненных в страшных преступлениях, а потому что судит убийцу известного кинорежиссера, в деле которого нет подводных камней и белых пятен.

Она не солнце юриспруденции, а луна, сияющая отраженным светом.

Ирина фыркнула, и женщина, сидящая рядом, удивленно покосилась на нее.

Итак, Василий Матвеевич Пахомов был убит в собственном доме. Режиссер жил с женой в небольшом особнячке на Крестовском острове. Вокруг не было других построек, и, наверное, Пахомов чувствовал себя английским лордом в собственном поместье. Может быть, им с женой бывало страшновато в таком уединении, но с другой стороны, не опаснее ли гулять по густонаселенному Купчино? В дом был проведен телефон, в километре располагалась лодочная станция и спортивная школа, чуть дальше – больница. В общем, Ирина бы тоже не отказалась жить так.

В тот роковой вечер жена Пахомова уехала к дочери с ночевкой, и режиссер остался один. Около девяти он позвонил супруге, отчитался, что поужинал и собирается ложиться.

Жена простилась с ним и тоже улеглась, не испытывая никаких дурных предчувствий.

А в полшестого утра в местное отделение милиции явился некий гражданин Фельдман и сообщил, что в драке случайно убил режиссера Пахомова.

Информация эта звучала не слишком правдоподобно, и дежурный сначала решил, что гражданин Фельдман тронулся умом и просто бредит так нестандартно, с творческой искрой.

В самом деле, где Пахомов и где Фельдман? Ничего общего. Семен Яковлевич – субтильный молодой человек, а Василий Матвеевич – солидный мужчина, уже скорее пожилой, чем средних лет. Фельдман – простой докторишка из сельской местности, а Пахомов – звезда мировой величины.