Ну да, конечно: это было самое жуткое воспоминание из детства. Они тогда с отцом и его коллегой поехали на прииск «Хвалебный», там задержались, возвращались затемно, и за санями погнались волки. Волков в ту зиму почему-то развелось видимо-невидимо, а с пропитанием в тайге в тот год было наверняка плохо. Доходило до того, что самые осатаневшие пару раз врывались в деревни средь бела дня, а ночью хватали собак, пытались залезть в овчарни и хлевы, так что мужики, собравшись вооруженной ватагой (а в Сибири ружье в каждой избе), по очереди обходили улицы.

Ахиллес, тогда восьмилетний, запомнил этот страх на всю жизнь – освещенная полной луной дорога, храпящая тройка, по сторонам и сзади, совсем близко от саней, мелькают поджарые серые тени, горят глаза, отец и его коллега яростно палят в ближайших из своих «Смит-Вессонов»… Волков было с дюжину, половину инженеры перебили, остальные в какой-то миг, словно по команде, отстали. Канавинское было уже близко, версты полторы, тамошние хозяйственные мужики, собравшись гурьбой и щетинясь стволами, пошли обдирать падаль. Одну из шкур взял приятель отца, тот самый инженер, отцу Ахиллеса тоже предлагали, но маленький Ахиллес форменным образом зашелся в плаче, крича, что не хочет домой «этого». Смешно, но ему тогда всерьез казалось, что шкура ночью оживет и набросится на него…

Совсем успокоившись, он поступил подобно Ванде и Артамошке: поднял с пола сапог и запустил им в кучу волков, подступивших совсем близко с угрозами и оскорблениями. Случилось в точности то же самое: сапог пролетел сквозь них, как сквозь туман или дым костра, глухо стукнув об пол. После этого Ахиллес уже вовсе не обращал на них внимания: ясно было, что его просто пугают, как пугали остальных, и доставшаяся ему доза неизвестного вещества определенно не смертельна. Даже интересно было сидеть, курить, разглядывать заполнившее спальню скопище (от которого ничуть не пахло волчьей шерстью, и ногтями по паркету они не цокали – а вот разболтались не на шутку). В конце концов разделся, лег и прикрыл голову подушкой. Какое-то время ему еще досаждали приглушенные угрозы и оскорбления, но потом он все же заснул и никаких кошмаров во сне не видел.

…Тот самый Кувшинников, решивший «помочь народу», оказался вовсе не фанатиком, каких Ахиллес уже повидал, а вполне приятным в обращении молодым человеком с открытым лицом. Соответствующее заключение у него было уже готово, он протянул его сначала приставу, но тот, едва глянув, отдал бумагу Ахиллесу.

– Не по моим мозгам столь ученая премудрость…

– Пожалуй, и не по моим тоже, – сказал Ахиллес, изучив бумагу. – Все равно что китайская грамота… Олег Кондратьевич, может, вы нам расскажете простыми русскими словами, что за вещество в организме покойного обнаружилось?

Кувшинников растерянно улыбнулся, развел руками:

– Боюсь, я бессилен, господа… Опиаты безусловно присутствуют, как и некоторая доля дигиталиса, и еще парочка компонентов растительного происхождения. Но точного состава я определить не могу, как ни старался. Перерыл все книги, что привез из Казани, – он указал на шеренгу толстых книг на полке, – но ничего подобного… Возможно, какое-то новое химическое соединение – их в наше время открывают и создают несказанное количество, уследить просто невозможно. Я выписываю пару-тройку специализированных журналов, но доходят они в нашу глушь с большим опозданием… Помог, чем мог, уж не посетуйте.