Удар в нос нашатырем! Я лежу у нашей батареи, а возле меня суетится санитар. Рука сильно болит, но жить буду. Интересно, сколько у меня уже ранений накопилось за все время пребывания на фронте? Не пора ли «Георгия» вручать. После, Михаил Иванович, все после, а пока…

– Немцы взяли окопы? – спросил я у санитара. Ответ отрицательный. Окопы не взяты, даже несмотря на удар тяжелой австрийской пушки, чей снаряд едва не похоронил меня. Зомби, блин, из снарядной могилы выбравшийся. Встаю, мотаюсь от слабости, баюкаю перевязанную и вдетую в петлю руку. Похожие на негров Анциферов и Суетин помогают идти хромающему Унгерну. Барон выглядит не лучше.

– Роман Федорович, с вами все в порядке? – спросил я его.

Унгерн поднял глаза, дикие, блуждающие, наполненные первобытной яростью. На лице застыло выражение торжества.

«Волк дорвался до крови», – подумал я, вновь стиснув зубы от боли. Раненая рука не дает покоя, с ней я промаялся весь оставшийся день, а ближе к вечеру поплелся к себе в палатку. Скверно. Повсюду пахнет кровью, и от этого запаха кружится голова. Поспать бы, но сон покинул меня. Лежу, пялюсь в потолок, а перед глазами мелькают картины прошлого. И сердце сжимается от осознания того, что теперь родное двадцать первое столетие от меня невообразимо далеко. Эх, сейчас бы в нашу городскую баньку «Оазис» сходить. Там тебе и парилка, и бассейн, и массажное кресло, и бильярд.

А еще лучше вернуть время назад и ровнехонько до того момента, как шеф вздумал меня отправить к «Штыку». Вернуть и сказать начальству: «Не могу я поехать». Уволит? Не уволит. Поворчит, поругает, а затем предложит поехать, но позже. Может, тогда вместо меня с Бакуниными кто-то другой «вирусом-квартирусом» побудет?

Но увы, теперь все эти многочисленные предположения остаются несбыточными миражами. Как и вариант с возвращением домой, в свое время. Что теперь?

К черту! К черту эти старинные часы, которые идут, не обращая внимания на других! Возможно все!.. Мы просто пока не знаем путей возвращения. Но они обязательно найдутся, и тогда… Дом. Милый дом…

Сегодняшнее утро стало настоящим шоком для нашей пехоты, в мгновение ока оставшейся без артиллерии. За ночь та куда-то подевалась. Лишь позже выяснилось, что дивизион получил приказ и был переброшен севернее нашего участка.

Многим такая перемена пришлась не по нутру. Я лично слышал, как Унгерн в который уже раз самым грубейшим образом, нарушая субординацию и дисциплину, скандалил по этому поводу с самим командиром дивизии генералом Добротиным, могучим дядькой с пышными усами и закрытым черной повязкой правым глазом. И эмоции барон не сдерживал:

– Ваше превосходительство, это просто недопустимо! Как нам воевать без артиллерии, когда у неприятеля она есть?!

– А что мы можем поделать? – как будто виновато оправдывался генерал. – Вчера где-то севернее немцы прорвали наш фронт. Туда сейчас спешно стягиваются силы.

– Да где же прорыв?! Неужели нельзя его как-нибудь ликвидировать без нашей артиллерии?