– Значит, никак нельзя.

– Что же мы будем делать?!

– Удерживать занятые позиции…

Вот такое у нас утречко выдалось. Опять прореха в наступлении образовалась, а мы тут одни против врага, судя по всему, под завязку снабженного вполне пригодным к использованию и не таким уж и суррогатным бальзамом Беовульфа. Плюс «дела семейные».

– Куда стерва делась?! (пи! пи! пи!) Куда?! – бушевал Корсаков. Вместе с артиллерией сегодня ночью куда-то запропастилась его венгерка, а под утро телефонисты отряда с ног сбились, чиня изрезанные провода. Шпионка? Эта мысль не раз озвучивалась вслух, но наш фейерверкер и слушать ничего не хотел, как и Унгерн, выстроивший свою изрядно поредевшую сотню и приказавший до последнего вместе с пехотой оборонять окопы. Никто решение командира, разумеется, не оспаривает, но я с раненой рукой в окопы не лезу, а прямо сейчас гляжу в цейсовскую стереотрубу и вижу, как на стоящих в низине германских позициях за ночь произошли изменения. Туда натаскали каких-то труб, стоящих сейчас под углом в сорок пять градусов. У труб суетится вражеская пехота. Неужели это…

– Газы!.. Маски! – раздалось рядом, а моя здоровая левая рука уже инстинктивно тянется к всегда висящей на боку сумке. Вчера хотел уже в обоз ее сдать, но передумал. Как оказалось, не зря. Немцы решили пустить на нас химию.

Вытаскиваю из сумки противогаз Зелинского – Куманта – Авалова – красноватую резиновую маску с прямоугольным оловянным респиратором, поддерживаемым шейными ремешками. В окопах тоже засуетились, начали жечь костры, но все это в конечном итоге не понадобилось. Слышен взрыв, второй, третий. По непонятным пока причинам германская газобаллонная батарея взорвалась. Желтое облако зависло в воздухе. Тут же моментально вспомнился желтый туман из сказок Волкова. Вот сейчас из него с летучим ковром под мышкой и с Руфом Биланом на плече выйдет великанша-колдунья Арахна и направится в Изумрудный город. Однако вместо Арахны из облака прет вражеская пехота в противогазах. Судя по движениям, немцы приняли «озверин» и теперь опять пытаются штурмовать окопы. Наша пехота прижалась к брустверу, ощетинившись штыками. А берсерки лезут. Да сколько же их? Еще больше, чем вчера. Клонируют их, что ли?

Снова во врагов летят гранаты, но поток все не кончается. Э-э-х, где же вы, «Горынычи»? Сейчас бы сюда вас, да ракетами выжечь всех этих бешеных псов. Что вместо этого? Атака за атакой…

– Ваше благородие, ваше благородие, за что это нам?!

Оторвавшись от стереотрубы, я слышу возгласы Корсакова, отчаянно пытающегося остановить двух солдат, ведущих связанную Тимею. Это он зря бучу поднимать вздумал. На Корсакова моментально навис непримечательного, но грозного вида человек в кожаной куртке. Батюшки-святы. Вот и к нам сюда ВЧК пожаловала. Один из ее сотрудников быстро и исчерпывающе ответил на вопрос нашего фейерверкера:

– За шпионаж… А тебе какое дело? Или ты с ней заодно?

– Я?.. – Корсаков осекся и переменился в лице, отступая назад. – Не-е-е-т! Нет, ваше благородие! Мне эта (пи!) сразу не понравилась!..