Так мы и познакомились. Как и со многими, с кем он стал близок, дружен, перешёл на ты. С пледами всё решили, уже не помню, куда он их направил. Мест было много. Карабах, Кавказ, Приднестровье. Беженцы отовсюду: Ош, Фергана, Таджикистан, Киргизия, Азербайджан.
В один из его приездов в Россию мы встретились, много вспоминали. Баня, весёлая компания. В четыре утра решили разъехаться. Задремали. Нас подвезли к «Метрополю».
– Здесь? – спрашиваю его, открыв глаза.
– Нет.
– «Савой»?
– Нет.
– «Украина»?
– Нет.
– «Националь»?
– Нет. Слушай, а мы в каком городе? Где мы?
– В Москве.
– Б…! У меня же тут квартира… Теперь.
Галина Вишневская в какой-то момент решила вернуться на сцену, но уже не в оперу. Поставила «Зазеркалье» – спектакль о Екатерине Великой и о том, кто жил у неё за зеркалом. Репетировала с увлечением. При встречах декламировала, читала роль и спрашивала: «Наверное, нужен акцент?»
Пришло время премьеры в театре. У нас были места в первом ряду. Ростропович повернулся и доверительно шёпотом пробурчал: «По-моему, полная ерунда!» Конечно, выразился он по-другому, он вообще очень изящно, чуть картавя и совершенно не вульгарно матерился.
Весь спектакль на сцене – огромная кровать, и всё происходило вокруг неё и на ней. Стоящая на кровати в пеньюаре Галина Павловна, игравшая императрицу, декламировала статьи прообраза российской Конституции. В детали погружаться не буду.
Занавес. С цветами, впереди всех Мстислав Леопольдович. Мы идём в гримёрку, понимая, что должны выразить восхищение, и наперебой говорим:
– Это было великолепно и очень оригинально!
– Мы смотрели на одном дыхании!
– Конечно, вы затмили партнёра, но у него всё впереди, он молод и талантлив…
Снимая грим, в уютном домашнем халате, выслушав все восторги, Галина Вишневская подвела итог, как всегда, жёстко, прямо и лаконично. Примерно словами Ростроповича, которые он в зале бурчал, а она сказала в полный голос, они именно этим всегда и отличались друг от друга. И в течение последующих встреч, не таких частых, эту постановку мы не вспоминали.
В один из вечеров Ростропович заявил: «Я знаю, как можно остановить войну!» Войн в то время шло много, ни одна не собиралась заканчиваться ни завтра, ни в будущем году. И конечно, все говорили об этом, думали об этом. А Мстислав Леопольдович сказал: «Я поставлю оркестр на линию фронта, встану и сыграю то, что заставит их остановиться, сложить оружие!»
Тогда он говорил о самом близком и больном для него, об Азербайджане, о Карабахе.
Мой вопрос: «А к кому лицом, к кому задом?» – в то время не казался смешным.
Миротворец
Грузия выращивала свою независимость мучительно, с огромными боями и ссорами со всеми соседями, к власти приходили националисты, меняя Шеварднадзе, потом возвращался Шеварднадзе, меняя националистов.
Кто тогда мог знать, как он уйдёт – после революции роз, уступив без крови место Саакашвили? Смог бы он удержаться или его бы всё равно «скинули» – не узнаем уже никогда.
Но националисты как движущая сила возникали там отовсюду, одним из них был Джаба Иоселиани, полевой командир, создавший отряд «Мхедриони». По всем признакам и статьям – бандиты, но власти и сил у них было много, на фоне войны в Абхазии и Южной Осетии их слушали и боялись в Тбилиси.