То есть к нам приходили и работали люди, которые понимали, в каком плачевном состоянии абсолютно всё. Они приходили сами, брали на основной работе отпуска без содержания и работали у нас бесплатно. По крайней мере, первые месяцев семь-восемь.
Мы начинали что-то писать, изучать, делиться собственным опытом друг с другом. Интернета не было, мы добывали какую-то литературу, информацию.
Много ребят приходило из Министерства обороны, много было ребят из науки, причём больших специалистов. И конечно, много было ребят из профессиональных управленцев рисками, из советской, «догужиевской» комиссии по чрезвычайным ситуациям.
Тогда был не комитет, а Государственная комиссия при Совете Министров СССР по чрезвычайным ситуациям под председательством Виталия Догужиева. И вот мы, я помню, на Красной Пресне в каких-то подвалах встречались с этими ребятами, которые работали кто в Спитаке, кто в Чернобыле, кто ещё где-то. Которые работали в альпинистских спасотрядах, в контрольноспасательных службах.
У каждого было своё мнение, как это строить, как это делать. И отбор в наши отряды шёл по результатам работы. Не было такого, чтобы специалисты по подбору кадров поговорили, пообщались – этот пойдёт, этот не пойдёт.
Мы параллельно и работали, и строили саму организацию. Писали законы: «О защите населения и территорий от чрезвычайных ситуаций природного и техногенного характера», «Положения о статусе спасателя». В тот момент профессии такой в тарифно-квалификационном справочнике не было. Сколько платить – непонятно, во сколько пойдёт на пенсию – непонятно, какая страховка – непонятно. Ничего не понятно. Тогда впервые появились профессия, закон, тарифы, разряды и так далее.
Тех, кто пришёл, мало волновали власть, карьера, политика. А если говорить ещё точнее, то совсем не интересовали. Они с горящими глазами приходили и говорили: «Вы знаете, появились ребята, которые наладили производство первого гидравлического инструмента. И это будет уже не “Бош”, и не “Блэк энд Дэкер”, и не “Холматро” – это будет наш, отечественный! Давление восемьсот семьдесят атмосфер! Взяли гидравлику от самолёта “Су-25”! Сделали вместе с Институтом стали и сплавов!»
Они были первые, очень достойные, болевшие за дело, рвавшиеся что-то сделать для страны. Время было такое. И люди были такие. Уже сегодня я могу сказать, что считаю их похожими по духу и характеру на пламенных революционеров предыдущего столетия. Людей, ехавших туда, где трудно, – кто-то шёл «путём Че Гевары», кто-то иным путём.
Может быть, это громко сказано про путь Че Гевары, но двое из тех ребят, с которыми мы начинали Корпус спасателей, с которыми проводили первые операции, – их могилы сегодня на территории Боснии и Герцеговины – воевали на стороне сербов, просто бросив всё и уехав туда. Единственное, что они оставили, – заявления об отпуске без содержания.
Ещё двоих я встретил в горячее время в Абхазии. Они тоже оставили такие же заявления.
Я никогда не предполагал, что придётся заниматься созданием миротворческих сил – сначала в Южной Осетии, потом в Абхазии. И, встретив их там, я понял, что они приехали не для того, чтобы просто повоевать, не для того, чтобы пограбить. Они здесь потому, что они – за справедливость.