— К вашим услугам, господа! — учтиво наклонил голову Гомбаш, но не удержался, чтобы не добавить: — Только не знаю, чем я заслужил такую честь?

— Вы прекрасно знаете, Гомбаш. И давайте говорить начистоту. Вы человек образованный и все поймете.

— Постараюсь.

— Казалось бы, — продолжал майор, — ваша принадлежность к просвещенному кругу общества и ваш чин, наконец, обязывают вас с особой ответственностью относиться к своим словам…

— Прошу прощения, господин майор, но какие мои слова стали предметом вашего беспокойства?

— Я имею в виду разговоры с нижними чинами. Уже давно замечено, что, вместо того чтобы укреплять в них верность присяге, престолу и отечеству, вы, наоборот, расшатываете ее.

— Расшатываю не я, господин майор!

— А кто же?

— Ход истории.

— Не морочьте нам голову своей ученостью! — выкрикнул кто-то из офицеров, но майор предупреждающе поднял руку:

— Спокойно, господа!

— Да что с ним разговаривать! — перебил майора еще чей-то раздраженный голос. — Ясно, что это за фрукт!

«Моя персона уже давно предмет внимания господ офицеров, — сделал для себя вывод Гомбаш. — Кто же это, интересно, доносит о моих разговорах с солдатами? Уж не Бекешчабский ли Бегемот?»

— Спокойно, господа! — повторил майор. — Мы должны обсудить все без запальчивости. Сколько вам лет, Гомбаш?

— Это что — допрос, господин майор?

— Отвечай, если тебя спрашивает офицер! — снова крикнул кто-то. — Как стоишь, мерзавец!

— Но, господа, господа! — майор даже приподнялся. — Прошу соблюдать порядок! — И снова обратился к Гомбашу: — Нет, это отнюдь не допрос. Я спрашиваю из самых добрых чувств к вам. Мне важно выяснить некоторые обстоятельства…

— Мне двадцать три, господин майор.

— Ну вот, видите, — майор снисходительно улыбнулся. — Он еще молод, господа, хотя и выглядит значительно старше. И возможно, только легкомыслием следует объяснить его поведение. Иногда в молодости ради красного словца бывает сказано такое, о чем потом приходится очень жалеть… Скажите, Гомбаш, вам никогда не приходило в голову, что ваши разговоры с солдатами на политические — да! — как бы вспомнил майор и при этом бросил мимолетный взгляд на Варшаньи, — на политические и на религиозные темы могут оказать на них вредное воздействие, ослабят их дух?

«Понятно! — догадался Гомбаш. — Кто-то доносит обо мне обер-лейтенанту Варшаньи, а он вынес на этот офицерский синклит…»

— Нет, не считаю, — ответил он твердо. — Разве правда может быть вредной?

— Смотря как и кому она преподносится! — майор посмотрел на Гомбаша строго, но без зла. — Бывает, меж собой мы высказываем недовольство чем-то. Но одно дело — в кругу, где есть определенная степень понимания. Другое же — простым людям… Они могут понять слишком упрощенно, а то и совсем превратно.

— Простые люди, как вы их называете, не глупее нас с вами, прошу прощения, господин майор! И наш долг, людей образованных, — помочь им познать истину, а не держать их в неведении и заблуждениях.

— Это вы вводите их в заблуждения, отвращая от устоев, на которых держится наше общество, государство, армия!..

— Да что вы его увещеваете! — вскинулся сидевший слева от майора капитан — высокий, с угловатым лицом. — С этим отступником от законов чести надо говорить другим языком!