— Внимание! — зычным голосом объявил Бекешчабский Бегемот. — Кто не забыл, что завтра рождество Христово, послушайте господина обер-лейтенанта, — и выставил на середину прохода табурет, предварительно шаркнув по нему рукавом. Несколько солдат лениво поднялись с нар и подсели поближе. Но остальные не вняли фельдфебельскому приглашению. Бекешчабский Бегемот пошел вдоль нар, заглядывая во все закоулки барака. Он остановился возле Гомбаша, лежавшего на своем месте на нижних нарах с местной городской газетой в руках — Гомбаш старательно учился читать по-русски.
— Что вы лежите? — спросил фельдфебель. — Почему не хотите послушать слово божие?
— Слово обер-лейтенанта, вы хотите сказать?
— Это все равно!
— Ну, для меня обер-лейтенант не равен господу.
Фельдфебель отошел, зная: с этим грамотеем лучше не затевать словесного состязания. Но с тем же вопросом он обратился к солдатам, которые сидели на нарах и перекидывались в карты. Те ответили, что услышат и без отрыва от своего занятия.
— Вы скоты или христиане? — вскипел Бекешчабский Бегемот.
— Считай, что мы скоты, и оставь нас в покое, — ответил один из картежников.
— И будешь блажен! — добавил другой.
— То есть? — не понял фельдфебель.
— Блажен тот, кто скотов милует, — так сказано в библии.
— Будь моя воля, я бы вас помиловал! Насиделись бы у меня на гауптвахте!
Гомбаш оторвался от газеты:
— Мы благодарим бога, господин фельдфебель, что ваша воля в русском плену не может быть обращена в действие.
— Да? — разозлился фельдфебель. — Ну погодите, вернемся на родину, вы еще увидите, Гомбаш, какая на вас найдется управа!
— А ты нас не пугай, Бекешчаба! — вступились за Гомбаша солдаты.
— Напрасно вы ссоритесь! — послышался голос с дальнего конца нар. — Скоро рождество, и надо помнить о боге. Только он может помочь нам вернуться к нашим детям…
В конце концов в проходе собралось порядочно солдат, и Варшаньи торжественно, словно актер на авансцену, выступил из-за занавески. Он прошествовал к приготовленному для него табурету, уселся и, раскрыв евангелие, начал душеспасительное чтение, предварив его словами:
— Знаю, среди вас есть и католики и лютеране. Но все мы чтим господа Иисуса Христа, и евангелие — единая святая книга для нас всех. Оно — утешение нам в наших горестях здесь, на чужбине, источник надежд и веры в то, что мы после победы нашего оружия вернемся на родину с чистой совестью, сохранив в наших сердцах верность отечеству и присяге, данной богу и императору…
Свою душеспасительную беседу Варшаньи вел довольно долго. Наконец он закончил ее и удалился обратно за занавеску. Надев там шинель, прошествовал к выходу из барака.
На нарах разговаривали:
— Немножко от сердца отлегло, как послушал святую книгу. Дай бог доброго здоровья господину обер-лейтенанту.
— Все-таки жаль, что на нем нет божьей благодати.
— Благодати?
— Ну, которую имеют священники. Той, что дает право вести церковную службу.
— А вы думаете, обер-лейтенант и за это бы взялся?
— А что? Похоже, он настоящий богослов.
— Не богослов, а учитель физики, — поправил Гомбаш. — Я же вам говорил, это мой гимназический классный наставник.