В целом показатели успеха сердечно-легочной реанимации остаются прискорбно низкими, особенно для внебольничной реанимации. Маловероятно, что в ближайшее время ситуация существенно улучшится. На мой взгляд, полезнее всего для врачей было бы иметь возможность заранее оценить, для каких пациентов и каких условий выше всего вероятность успеха, а для каких нет. Очевидно, когда мы определяем, кому, когда и где мы проводим сердечно-легочную реанимацию, наш подход должен быть более избирательным. Хотя, конечно, очевидно, что в больнице ее провести гораздо легче.

Внезапная остановка сердца и дыхания с последующей смертью на самом деле очень редка у здоровых людей. В странах, где снижается уровень смерти от болезней сердца, она, по всей видимости, становится еще реже. Самая серьезная задача – понять, когда от сердечно-легочной реанимации будет, скорее всего, мало пользы или вообще никакой пользы, и более системно выявлять такие случаи заранее. Если нам удастся это сделать, при виде смерти мы сможем действовать лучше и гуманнее – вся книга, которую вы держите в руках, именно об этом.

В конце концов, врачи не могут обмануть смерть. Мы можем только отсрочить ее.

Я пришла на работу в скорую помощь графства Кент 1 апреля 1993 года. Я сотрудник скорой во втором поколении, страстно люблю свою работу и не представляю себя ни на каком другом месте.

Мы прошли трехмесячные курсы обучения по месту жительства, организованные колледжем по подготовке работников скорой. На курсах изучались вождение машин экстренных служб, переноска пациентов и использование оборудования, нужного при разнообразных вызовах в случаях болезней, травм или родов.

В июле 1993 года я окончила курсы и была направлена на Дартфордскую станцию скорой помощи в Северном Кенте. Я гордилась тем, что работаю на станции, где мой отец когда-то проработал двадцать лет. В его время экипировку скорой составляли простые носилки, какой-нибудь источник кислорода, немного бинтов и деревянных шин, а также много одеял. А я была обучена ручной дефибрилляции, умела измерять кровяное давление и использовать целый ряд шинирующих и перемещающих устройств для лечения травм, полученных при движении на высокой скорости (именно с ними мы сталкивались все чаще).

К 1995 году я прошла дополнительную подготовку при учебном управлении Национальной службы здравоохранения и стала дипломированным фельдшером скорой помощи. Теперь я могла ставить внутривенные катетеры и проводить инфузии (то есть вводить через катетер лекарства, физраствор и прочее), осуществлять эндотрахеальную интубацию (вставлять пластиковую трубку в трахею пациента, чтобы обеспечить доступ воздуха, пока он без сознания), обеспечивать внутрикостный доступ для введения лекарств и даже подробнее разбираться в электрокардиограммах (ЭКГ).

Медицина движется вперед медленно и уверенно, и сейчас уже много новых протоколов, подходов и процедур проникли и в службу скорой помощи. Фельдшеры скорой в наши дни могут интерпретировать ЭКГ в 12 отведениях, могут диагностировать инфаркт миокарда и сразу обеспечить специализированную терапию тромболитиками (то есть препаратами, разрушающими тромбы) – ведь каждая лишняя минута закупорки коронарной артерии сокращает жизнь примерно на одиннадцать дней. Словом, наше раннее вмешательство и добольничное лечение не только улучшают качество жизни многих пациентов, но и повышают количество выживших.