– Вот идете вы по дорожке. Гуляете. Ничего не подозреваете. И вдруг – откуда ни возьмись! – вырывается фонтан! И ты вся мокрая!
– Не смешно, – сказала Демина. – И кто это так хулиганит?
– Никто, – сказала Таня. – В этом все и дело. Он сам. Ты наступаешь на какой-то камешек, сама не знаешь, на какой. И вдруг – фонтан.
– Свистишь ты все, Вайсблюм, – опять сказала Колонок, но уже с любопытством. – Меня этот фонтан не обдурит.
– Может, и не свистит, – отозвалась Демина. – Она ж здешняя. Ленинградская. Я вот про свой Владивосток тоже могу столько порассказать – варежки пораскрываете.
Все задумались. Многое можно было рассказать и про Липецк, и про Орск, и про Саратов, и про Свердловск, и про деревню Малые Ручьи.
Соколова сидела в кабине с шофером, а то бы подтвердила, что и про Козельск можно рассказать немало.
– Интересно, – первой подала голос Кокорина. – Может, там и ребята будут.
– Парни точно будут, – заявила Демина. – Какие-нибудь найдутся. Это же парк.
Все взвесили эту мысль.
– Где парк, там танцы.
Эту мысль взвесили тоже.
Молчание стало напряженным. Уехали внезапно. Никто не успел завить волосы.
– Слушайте, – встрепенулась Иванова. – Есть выход.
Молчание преисполнилось надежды.
– Только если я отпущу руки, меня на очередной колдобине прямо отсюда и выкинет. Так и улечу.
– Да мы тебя подержим! Не выкинет! Подержим! Не улетишь! – пообещали все сразу. Вцепились каждая одной рукой в Кокорину. А кто не дотянулся рукой, уперся ногой. Кокорина опасливо отпустила подпрыгивающий борт кузова. Убедилась, что держат крепко.
– Мирка, наклони голову сюда.
Таня покорилась.
Кокорина принялась теребить ей волосы, выпростала из-за уха прядь.
– Глядите. Сперва крутишь их так.
Глядели во все глаза, как Кокорина свивает из сереньких нечистых волос тугой жгут.
– Потом находишь внизу волосок.
– Один?
– Ну я так. Два-три. Тоненько чтобы.
Машину тряхнуло. Таня взвизгнула, Кокорина удержала в руке скользкий жгут ее волос. Опять схватилась за тоненький кончик.
– Вот так. Тяните его вниз…
– Ты не вырви смотри! – запротестовала Таня.
– …а всю колбаску – вверх.
– Ух ты.
– Ой, а у меня волос может не взять. У меня волос – тяжелый, – забеспокоилась Шелехова.
– Вайсблюм, ты прямо как артистка Серова стала.
На плече у Тани лежал локон. Грузовик тряхнуло. Локон подпрыгнул, все напряглись, впились глазами – и откинулись назад расслабленно: не рассыпался.
– Вещь.
– Пять минут, – заверила Кокорина. – И ты в красоте.
– На пять минут Соколова отпустит.
– Если водой смочить, то и тяжелый волос возьмется.
– Скажем, в уборную надо. Растрясло мочевой пузырь.
Все повеселели. Кокорина теперь держалась за борта сама. Мимо трясся лесок – невысокие кривые деревца, болотистые волнистые поляны. Иногда мелькал искореженный металлический остов – может, грузовик, может, танк. Низкое серое небо отражалось в глазах, глядевших куда-то еще дальше, мечтательно.
«И я увижу Самсона». Золотого силача, который в струях фонтана раздирает пасть золотому льву. И мраморных пухлых мальчиков с рыбьими хвостами, и бородатых стариков с плавниками, и Нептуна с трезубцем, оглядывающего свой фонтан.