– Ра-а-а-а-в! Няйс!!! Воль! На! – гаркнул он, затопотал вон: укрощать следующий класс.

Елена Петровна позавидовала.

Грохнуло, все сели.

– Смотрите, ребята, – снова взяла лоскутки Нелли Львовна. Голосок у нее был овечий. – Берете иголку с ниткой вот так. Кладете перед собой… Теперь смотрите.

Глаза перед ней были презрительные. Нелли Львовна поймала общий взгляд, внутри позвоночника у нее пробежал холодок. Но шеи вытянулись – взгляды сошлись на лоскутке в ее руках. И Нелли Львовна, дрожа, продолжила:

– Иголку сюда, иголку туда, потянуть.

Елена Петровна на цыпочках отошла к двери. Обернулась. Стриженные затылки, оттопыренные старательные уши. Досада хватала ее за горло… А она не смогла справиться с одним таким мальчишкой. С одним! Она была задета. Пообещала себе, что справится. Без милиции. Сама!

Таня тряслась. Втягивала носом воздух. Еще. Еще. Запахов не было. Вышла из арки. Может, на проспекте лучше тяга.

Потянула носом в одну сторону. В другую. Кто-то на нее покосился. Кто-то хмыкнул. Кто-то нахмурился: выскочила в одном платье – непорядок, не лето ведь. Тане было не до них.

Нос, тупой, грубый и жалкий человеческий нос лишь беспомощно сипел и хлюпал.

Им нельзя было найти ни еду, ни ночлег.

И еще до смерти хотелось в туалет.

Таня приоткрыла когда-то нарядную, теперь скрипучую и щербатую дверь.

– Прости, пожалуйста, – шепнула в темноту парадной. – Тебе и так досталось, а тут еще я. Но мне совсем никак. Лопаюсь.

Он поймет. Теперь, когда мы столько вынесли вместе.

Оглядываться было стыдно. Выйдя, Таня быстро пошла по проспекту и вскоре ее уже не видно было среди пешеходов.

«Такое ощущение, – саркастически подумала Таня, – что моча собирается в голове, а не в мочевом пузыре». Мысли прояснились.

Пальто она украла быстро.

«Все-таки не зря я была кошкой». Город успел рассказать ей все о дымоходах, пазухах, трубах, форточках, пожарных люках, лазах. Таня удовлетворенно закатала слишком длинные рукава, подняла воротник – с таким и шапка не нужна. Зашагала веселее.

Выглянуло солнце. Снег уже подтаял.

На ходу думалось превосходно. Она уже и забыла, как это! «Хорошо снова идти двумя ногами», – глядела Таня по сторонам. Мысли выстраивались в ритм шагов.

Что случилось – как раз было более или менее понятно. Тане случалось об этом читать. Она сделала то, что в русских сказках туманно называлось «перекинулась». Хлопнулся о землю, перекинулся – и полетел ясным соколом. «Побежала блохастой кошкой», – переиначила Таня.

Менее понятно – что теперь со всем этим делать.

«Допустим, это система. Если это система, то так даже лучше», – рассудила Таня.

Кошкой удобнее: ходить в туалет, спать, есть, прыгать, идти куда хочешь и чтобы тебя не видели.

Человеком удобнее: мыться, искать Шурку и Бобку.

Вывод: быть кошкой в целом практичнее, чем человеком. Надо только припрятывать пальто в надежном месте, пока ешь, спишь и ходишь в туалет.

Вот и всё.

Порядок в мыслях Таню обрадовал.

Оставалось понять, как именно «перекидываться», чтобы это можно было делать, когда надо. А не когда жутко хочется в туалет.

– Один раз сделала – смогу еще, – подбодрила себя Таня.