— Мне надо уложить ребенка. Раз ты притащил нас обеих сюда то ты должен понимать — у Маш не было нянек у нее всегда была только я и поэтому у меня никогда не было времени на что-то или кого-то кроме нее.

Смотрит с недоверием и глаза все такие же …как когда-то. Ярко серая ртуть разогретая до невозможности и в то же время кажущаяся настолько же холодной.

— Уложишь и придешь сюда обратно. Обговорим условия твоего пребывания в этом доме.

— Не буде никаких условий! Ты отпустишь нас. Я не хочу и не собираюсь оставаться в этом доме с тобой под одной крышей.

— Ну тебе и не нужно никуда собираться ты не в гостях и права выбора я тебе не предоставлял. Укладывай ребенка и поговорим. Ты ведь хотела знать, что именно я хочу от тебя?

Маша нетерпеливо потрепала меня за щеки, и я не оборачиваясь вышла из кабинета. Как из-под земли появилась Регина и не спрашивая разрешение повела нас в нашу спальню. Точнее в спальню Маши. Если ублюдок считает, что я буду спать там, где он захочет — он сильно ошибается. Я и не подумаю его развлекать. Я не одна из его шлюх.

— Мам…мам. Не злись. У него много денег. Я знаю. Я хотела взять немножко.

— Это воровство, Маша. Понимаешь? Так люди не поступают и за это сидят в тюрьме.

Она надула губы и отвернулась от меня к стене. Потом снова повернулась:

— А если он узнает, что он мой папа он ведь даст тебе денег и отпустит нас?

— Не знаю, милая. В жизни все не так просто, как кажется. Спи. Уже очень поздно.

— Не хочу спать… хочу домой.

— Я тоже очень домой хочу. Но мы не можем уйти.

— Почему? — и глаза расширились от непонимания. Как объяснить это ребенку. Объяснить, что ее отец запер нас здесь и правда, как в тюрьме и не собирается отпускать.

— Потому что нам придется пока пожить здесь.

— У него? Ты же сказала, что он плохой!

— Не правда я не говорила, что Его…что твой отец плохой.

— Его зовут Егор, да?

Следы ненависти исчезли из глаз и в них читалось искреннее любопытство. Конечно ей интересно узнавать что-то о своем отце и ее интерес настолько же острый, насколько и моя боль.

— Да, его зовут Егор.

— А почему я везде записана как Мария Николаевна?

— Потому что так звали твоего дедушку, а я не хотела иметь ничего общего с Егором.

— Почему? Ты ведь мне говорила, что надо прощать друг друга и мирится.

— Это не всегда так легко сделать.

Я провела кончиками пальцев по ее худенькому плечу.

— Усыпи меня. Пощекочи на спинке.

— И на пузике?

— Неа. Там очень щекотно.

— Агааа ты значит ревниваяяя.

Дети легко адаптируются их дом там, где родители. Особенно в этом возрасте еще не имеет значения сколько есть денег в наличии, какой сделан ремонт и так далее. Маша просто засыпала рядом со мной и на ее личике было совершенно безмятежное выражение. И я была этому рада. Ведь основные удары и наверняка мерзкие условия я еще получу от него. Маша уснула и я еще минут десять лежала рядом с ней пока окончательно не убедилась, что она спит.

Встала с постели и решительно вышла из комнаты. Я хотела знать какой приговор он мне вынес и когда приведет в исполнение. Я была готова предложить ему сделать это побыстрее и отпустить нас. Прошла по длинному коридору и снова толкнула дверь в кабинет — Егор развалился в кресле уже без пиджака, в одной рубашке с расстегнутым воротом и с неизменным бокалом в руках.