Чернышов вытер рот и ответил:

– Минимальная. Убийца действовал в одиночку, след от удушья характерный у всех четверых.

Я вновь потянулась к пирожку и молча жевала, внимательно разглядывая фотографии, которые вполне могли испортить аппетит кому-то другому, но не мне. И не то видала.

Четыре блудницы связанные общим именем, и у каждой на правой ладони порез…

– Мог ли убийца быть нанят, чтобы опорочить князя? – посмотрела я на Петра.

– Мы рассматривали эту версию, – кивнул он. – Три первых жертвы были задушены, когда князь Милевский оставался у тебя до утра.

– Первое убийство произошло в январе, – заметила я. – И с того месяца я по пальцам правой руки могу пересчитать те дни, когда его у меня не было.

– А четвертая девушка была убита в ночь после смерти его императорского высочества Дмитрия, – Петя пальцем ткнул в фотокарточку. – И ночь эту князь провел подле государя. Алиби железное. Милевский не зря отправляет тебя во Францию, Маша. Убийства – не постановка. Более всего мы склоняемся к версии с помешанным.

– Помешанный… – рассеянно повторила я.

– На тебе помешанный, – поймав мой взгляд, веско добавил Чернышов.

Он, вероятно, хотел меня напугать, только вышло у него ровно наоборот. Я смогла, наконец, вдохнуть полной грудью, и слова его музыкой звучали в ушах. «Железное алиби».

Дело против Алексея шито белыми нитками со всех сторон!

– Да, я уеду в ближайшее время, – кивнула я и, потерев лоб, подумала вслух: – Главное только, чтобы помешанный, кем бы он ни был, не увязался за мной.

– Это верно, – буркнул Чернышов, с улицы раздался звук автомобильного мотора.

Петя замер, прислушиваясь, и, подав мне фотокарточки, отошел к окну.

– Андрей Аркадьевич прибыл, – сообщил мне он.

Дрожащими руками я завязала папку и вручила её Петру. Увы, ничего толкового мне в голову не пришло. Я не помогла, только лишний раз заставила возиться со мной Чернышова.

– Знаешь, что странно, Петя?

– Что?

– Если убийца помешанный, если цель его – удовлетворение плотских желаний, почему на страстной неделе он убил, не взяв женщину?

– Грех? – серьезно предположил Чернышов.

– Так ведь убийство грех куда более страшный?

Зажав папку подмышкой, он подкрутил ус и, прежде чем выйти в коридор, ответил:

– Тем и опасны помешанные, Мария Михайловна. Здоровому их не понять, потому и найти сложно.  

Петр закрыл за собой дверь, я обернулась, оглядывая небольшое помещение архива. Да, меры опоздали. Закрытые дела передавались в центральный полицейский архив, дела в работе хранились в кабинетах следователей. Моя вотчина – несколько заполненных карточками шкафов – ничтожно мало для огромной империи.

На полу, у стола, лежал лист бумаги. Я нахмурилась – надо вернуть Петру. Папку с делом об убийствах несчастных девушек Чернышов под личную ответственность взял у коллеги. Подхватив потерянный листок, я бедром оперлась о тяжелую тумбу и, не отрывая глаз от ровных строк, потянулась за стаканом чая.

Будничный звон донесся с улицы, я прислушалась к колокольным ударам, читая отчет церковника. Девицы исправно посещали собор. Получить штраф, лишний раз привлекая внимание полиции, никто из них не желал. Все четыре прикреплены были к Никольскому. Все четыре законом обязаны были совершать исповедь и причащаться.