– Ты злишься на него? – участливо спросил доктор. Руби стоило титанических усилий, чтобы не рассмеяться ему в лицо.
– Нет, доктор. Только на вас.
– На меня? – он вполне достоверно удивился. Вполне, но недостаточно, чтобы поверить. – Я всего лишь пытаюсь помочь.
– Куда делась рамка с фотографией вашего сына, доктор Хадсон? – Руби выразительным взглядом окинула пустующее место на столешнице из массива темного дуба. Внутри ее колотило от бешенства и злости, настойчиво требовавших выхода.
– А причем тут мой сын? – безразлично поинтересовался доктор. И эта его непробиваемая самоуверенность окончательно добила девушку.
– Несколько дней назад Оливер предложил мне выйти за него замуж, – триумфально заявила Руби, вызывающе глядя на недрогнувшего Уолтера Хадсона. Врач невозмутимо откинулся на спинку кресла и выжидающе уставился на пациентку, крутя в длинных пальцах свой опасный аксессуар. – Интересно, а я имею право заключить брак без одобрения моего попечителя? И почему мне кажется, что мама не откажется от столь выгодного для нашей семьи союза. Или против будете вы, доктор Хадсон? – Руби скривила губы в циничной усмешке. Ублюдок даже бровью не повел, делая вид, что крайне заинтересован эмоциональным монологом своей пациентки. – Как думаете, мне стоит честно признаться перед свадьбой жениху о неприятном инциденте, не так давно случившемся в этом кабинете?
– С чего ты взяла, что он тебе поверит, Руби? – бесстрастно поинтересовался доктор тем же тоном, что минуту назад спрашивал, что случилось с соседским бульдогом. – Вдруг ты станешь ему противна, если Оливер узнает, что его невеста психически больная, склонная к разного рода зависимостям, суицидальным наклонностям, нимфомании, проявлениям жестокости и агрессии?
– А вы не думаете, что именно эти чудесные качества его во мне и привлекают? – ощетинилась Руби.
Разумеется, на самом деле таких мыслей не было. Оливер Хадсон увлечен совершенно другой девушкой, к коей она, Руби Рэмси, не имеет никакого отношения. Молодой человек влюблен в образ, искусно созданный ею… Зачем? Она и сама не могла подобрать объективный ответ на этот вопрос. Руби многие поступки совершала спонтанно, поддавшись импульсу и внезапно проснувшемуся интересу. Она испытывала этот мир, а мир испытывал ее.
Однако Руби знала наверняка и со стопроцентной уверенностью, что все, кто считают ее чудовищем, абсолютно правы.
– Я так понимаю, вся твоя обличительная тирада имеет под собой определенную цель, – вкрадчиво заметил проницательный доктор Хадсон. – Ты хочешь предложить мне сделку? Заметь, я не упоминаю слово шантаж, хотя оно подходит больше.
– Так боитесь увидеть рядом со своим чистеньким сыночком озабоченную психопатку вроде меня? – насмешливо прошипела девушка, кожа на запястьях зудела все сильнее, оставленные на ней царапки начали кровоточить.
– Да, Руби. Чистота очень важна для меня и для Оливера, – спокойным тоном подтвердил доктор. Руби ухмыльнулась, вспомнив, что пять дней назад, когда Оливер трахал ее в заброшенной мануфактуре среди мышиного дерьма, окурков и мусора, его меньше всего заботило отсутствие санитарных условий. – Поэтому не стоит обольщаться и надеяться на то, что отмыв лицо и надев приличное платье, ты сможешь долго держать моего сына в заблуждении, – закончил Хадсон. Лицемерный козел. И его рафинированный гламурный сынок такой же.