– Я ухожу, Дороти, – с сожалением произнес Бен. – Насовсем. Собери мои вещи, завтра пришлю за ними кого-нибудь. Сам, наверное, не смогу. Не хочу ее видеть.

– А меня? – захлебываясь горькими слезами, спросила Дороти.

– И тебя. Извини, – вздохнув, мужчина выдернул руку из цепких пальцев плачущей жены. – Прощай, – и вышел в теплый летний вечер.

– Слабак, – фыркнула Руби, увидев с террасы соседского дома, как автомобиль отца резко выезжает с парковочного места. – Тряпка, – добавила с презрением, наблюдая, как рыдающая мать, словно пьяная, бредет к распахнутым воротам, как запирает их, стеная в голос и едва держась на ногах. – Плакса, – озвучила очередной вердикт, прежде чем сделать большой глоток остывшего чая.

– Ты жестока, Руби, – вздохнула расположившаяся напротив миссис Блум.

– Мэри, вкус просто бомбический, – блаженно протянула Руби и, опустив руку под стол, потрепала по холке ленивого бульдога Сэма. – Отец изменяет матери уже много лет, но смелости признаться хватило только сейчас, когда появился козел отпущения, на которого можно свалить свои грешки, – добавила девушка совершенно другим тоном.

– Руби, ты имеешь право злиться на них и отчасти права, – мягко проговорила миссис Блум. – Мы все часто бываем заняты собой, своими отношениями, работой, делами, бытовой рутиной, не замечая, что наши родные и близкие люди меняются, отдаляются, мы не видим сигналы, не слышим их безмолвный крик, а потом теряем навсегда. Конечная стадия самая страшная, потому что за ней не остается ни одного шанса вернуться назад и исправить.

– Вы говорите о своем муже? – осторожно спросила Руби, подкармливая сладкими крошками ненасытного толстяка Сэма.

– Да, и не только, – ответила женщина, глядя перед собой. – Я говорю обо всех людях, которых мы отпускаем, не успев сказать, как сильно они любимы. После смерти Стюарта многое во мне изменилось, хотя я всегда была уверена, что знаю себя очень хорошо. Увы, никто не знает себя даже на десять процентов. То, что видят твои родители, глядя на тебя, и то, что видишь ты, кардинально разные картинки. Поверь, девочка, многие родители склонны идеализировать своих детей, и нам становится очень страшно, когда вы вырастаете. Мы хотим, чтобы вы подольше оставались детьми, зависимыми от нас, ищущими нашего одобрения, нуждающимися в наших советах. Это эгоистично, знаю, но любовь очень часто базируется на эгоизме. Я до сих пор иногда упрекаю Клэр, что она бросила меня тут одну, укатив со своим индусом. Но ведь в действительности это не так. Меня никто не бросал. Просто моя малышка Клэр выросла, стала самостоятельной и нашла свой путь, не совпадающий с моими представлениями.

– Вы очень добрая, Мэри, – положив локти на стол, гостья опустила подбородок на переплетенные пальцы. На соседку она не смотрела. Слишком сложно притворяться рядом с такими особенными людьми, как миссис Блум. – И хорошая.

– Потому что я старая, – тепло улыбнулась женщина.

– Никакая вы не старая, миссис Блум, – рассмеялась Руби, тряхнув светлым хвостом, и виновато взглянула на соседку. – Простите меня за Сэма. Я позабочусь о нем, когда придет время.