Кремер кивнул:
– Что еще?
– Пока ничего.
– Что вы намерены делать?
– Сидеть на месте.
– В один прекрасный день наживете себе мозоли на заднице. – Кремер встал, заметил на полу сигару, нагнулся, поднял ее и бросил в мою корзинку для бумаг. Манеры у него явно улучшались. Он направился было к двери, но, остановившись, обернулся. – Не забудьте то, что сказал вам Корриган по телефону. И кстати, как по-вашему, звонил он сам или нет?
– Не знаю. Я ведь сказал, говорил он хриплым голосом и волновался. Может, это и вправду был он, а если нет, то, для того чтобы по телефону вас приняли за другого, особого таланта не требуется.
– Приму к сведению. Значит, не забудьте написать, что говорил по телефону Корриган или кто-то другой, что Гудвин делал в Калифорнии и как вы получили по почте это письмо. Сегодня же.
– Обязательно, – пообещал Вулф, после чего Кремер удалился.
Я посмотрел на часы:
– Как я вам уже говорил, часа три назад звонил Кастин. Он просил вас перезвонить ему как можно скорее. Он хочет предупредить, что они намерены подать на вас в суд. Соединить вас с ним?
– Нет.
– Позвонить мне Сью, Элинор или Бланш и договориться о свидании?
– Нет.
– Придумать еще что-нибудь?
– Нет.
– Значит, все кончено? Значит, Корриган написал письмо и застрелился?
– Нет, черт побери! Нет. Бери блокнот. Приготовим Кремеру наши показания.
Глава 21
Ровно через двое суток, в одиннадцать утра в понедельник, инспектор Кремер снова был у нас.
За это время мы успели сделать многое. Я, например, постригся, а заодно помыл голову. И провел несколько приятных часов с Лили Роуэн. Полчаса беседовал с нашим клиентом Уэллманом, который заехал к нам сразу после прилета из Чикаго и остался в Нью-Йорке в ожидании дальнейших событий. Я как следует отоспался за два последних дня и прошелся до Бэттери-парка и обратно с остановкой в уголовном отделе полиции на Двадцатой улице, доставив им, как просил Кремер, наши показания. Я снял пять копий с той копии покаянного письма Корригана, которую, как мы договорились, нам прислал Кремер. Я ответил на три звонка Сола Пензера, переключив его на Вулфа и повесив по указанию Вулфа свою трубку. Ответил еще на тридцать-сорок телефонных звонков, ни один из которых вас не заинтересует. Выполнил кое-какие рутинные дела и шесть раз поел.
Вулф тоже ни в коем случае не бездельничал. И тоже шесть раз поел.
Единственное, чего мы не сделали, – это не прочли в газетах не подписанного Корриганом письма с признанием своей вины. Потому что его в газетах не было, хотя все они, разумеется, извещали о смерти выдающегося адвоката, пустившего пулю себе в висок, и вспоминали о других предшествовавших этому печальных событиях, связанных с возглавляемой им юридической конторой. По-видимому, Кремер хотел сохранить письмо с покаянием Корригана себе на память, пусть и без автографа.
В понедельник утром, усевшись в красном кожаном кресле, он объявил:
– Окружной прокурор готов квалифицировать смерть Корригана как самоубийство.
Вулф, сидя за столом, наливал себе пива. Он поставил бутылку на стол, подождал, пока пена не осядет настолько, чтобы из наклоненного под углом стакана одновременно полилось пиво, а губы омочило пеной, поднял стакан и выпил. Он любил, чтобы пена обсохла на губах, но позволял себе это, только когда не было посторонних, а поэтому сейчас вынул платок и вытер рот.