Когда Лем зашел в «Старый Империал» и заявил, что к Последней Надежде едет загруженный фургон, Данио посудил, что это, наверное, те чудом не сожранные кефийцы возвращаются со своей идиотской миссии. Но затем внутрь вошел Скаппс, почесывая яйца и моргая от пыли, и заявил, что этих педерастов слишком много для кефийцев. По его авторитетному мнению, они больше походили на солдат. Выйдя на проселочную дорогу Последней Надежды вместе с ребятами, Жирный Данио окинул побитый фургон пристальным взглядом.

– Солдаты, – объявил Скаппс. – Готов поспорить на два бедняка.

Лем нахмурился.

– Говорю тебе, это кефийцы.

– Вы оба ошибаетесь, – отекшее лицо Данио расплылось в улыбке. – Это пошетители.

Гарнизон и близко не был таким просторным, чтобы вместить семьдесят людей, и, естественно, уже через час после прибытия фургона в Последнюю Надежду этот костеродный мудак Гарибальди (который до сих пор тосковал по своему похищенному гребаному коню – мужик столько о нем ныл, будто у него украли невесту) явился в «Старый Империал» и быстренько снял все свободные комнаты. До того, как Волкоед сможет увезти новоприбывших к цивилизации, оставалась еще как минимум неделя, и Данио уже начал мечтать о состоянии, которое заработает на них за это время.

Пока не узнал, что у этих ублюдков, разумеется, не было денег.

Даже парочки ржавых «бедняков».

Он промаршировал прямо в гарнизон, стукнул по двери и потребовал общения с главным среди этих дрочил. В поле зрения медленно вышел здоровяк со шрамами и назвал себя судьей – судьей, на минуточку! – всего легиона люминатов. Затем сказал Жирному Данио, что «Старый Империал» и вся его провизия были реквизированы в целях «охраны и безопасности Итрейской республики». Центурион Конееб одарил Данио самодовольной ухмылкой, а какая-то блондиночка, которая выглядела достаточно юной, чтобы годиться в дочери этому придурку Рему, виновато пожала плечами, и перед носом Данио захлопнули дверь.

И вот так он начал заниматься гребаной благотворительностью. Пальцы истерлись от тяжелой работы. Его зал и каждая спальня были набиты ворчащими, пердящими, неблагодарными ублюдками люминатами. Жрали они, как черниломаны в загуле. Бухали, как рыба на суше. Смердели, как сортир в истиносвет. И бедному Данио за это ничего не платили.

С тех пор как эти псы прибыли в Последнюю Надежду, прошло уже три перемены. «Кавалеру Трелен» оставалось плыть еще четыре неночи, если ветры будут благосклонными, но, судя по «удаче» Данио, он бы не удивился, если бы Волкоеда и весь его экипаж выбросило на какой-то мифический Остров Вина и Шлюх, где они с радостью решили бы задержаться.

Кладовая «Империала» была выпотрошена от кормежки всех этих солдат три раза в сутки четыре перемены подряд, и Данио приходилось готовить одни супы да тушенку. Этим вечером на ужин был бульон из костей тунца, которого он подавал прошлой переменой. Трактирщик оставил его кипеть на горелке, а сам пошел в зал, чтобы налить всем по очередному кругу выпивки. Все солдаты, проживающие в пабе, теснились за столиками – по восемь человек за одним. Никакие разговоры об «охране и безопасности Итрейской республики» не могли убедить донну Амиль и ее танцовщиц в «Семи вкусах» работать задаром, поэтому ублюдкам было нечего делать, кроме как пить, халявить и пугать завсегдатаев Данио.