Брусья отломались, прут зарылся глубоко в землю, и фургон перевернулся, балансируя на носовой части несколько мучительных секунд, а затем покатился вверх тормашками. Двадцать с лишним мужчин мотались в разные стороны, как игрушки. Они кричали, орали и падали друг на друга; одних выбрасывало через порвавшийся брезент, других расплющивало под переворачивающимися ящиками с припасами. Фургон еще раз сделал кувырок и приземлился на крышу, распадаясь на щепки.
Из среднего фургона донеслись встревоженные восклицания. Вопли ужаса, когда что-то огромное вылезло из песка рядом с разбитым фургоном и принялось за работу – пасть широко открыта, щупальца извиваются. Мужчины и верблюды убегали или умирали, красный песок окрасился более насыщенным алым цветом. Товарищи в удаляющемся фургоне могли лишь беспомощно смотреть и молиться. Но, по закону подлости, одному из люминатов хватило ума задаться вопросом, как же отцепился задний фургон. Он склонился над креплением и увидел, что веревки, обвязывающие сцепление между передним и средним фургонами, были разрезаны. Мужчина нахмурился, думая, что это какая-то игра света, прищуренно посмотрел на странное… размытое пятно, которое будто сидело на брусьях. Пока он гадал несколько коротких секунд, на что смотрит, пятно поднялось, подалось к нему и вонзило стилет из могильной кости прямо в глаз.
Мужчина дернулся и упал головой в песок. Люминаты забили тревогу, когда его тело скрылось под дном фургона и было раздавлено колесами. Средний фургон высоко подскочил, и солдаты заорали. Попадали друг на друга, смещая центр тяжести, и фургон, накренившись, с громким треском древесины оторвался от своего напарника.
Поднимающиеся в воздух пыль и мужчины. Ломающиеся запчасти и кости. Мия потянулась к мешочку на поясе и достала пригоршню блестящих красных сфер. И когда с хвоста фургона выглянули несколько размытых очертаний, чтобы увидеть, что, во имя Дочерей, происходит у сцепления, Мия швырнула чудно-стекло в полет над перилами в глубину фургона.
Над Пустыней Шепота раздался грохот, внутри фургона расцветал взрыв, разрывая навес и мужчин на кусочки. Откинув свой плащ, Мия прыгнула прямиком в центр бойни.
Клинки сверкают. Зубы оскалены. Она плавала среди ослепленных и шатающихся солдат, как змея по воде. Сталь свистит, солдаты падают, кричат и замахиваются дубинками на размытое пятно среди них; эту окровавленную кляксу, идущую через дым и орудующую пугающе острыми лезвиями. Одни приняли ее за некоего монстра из бездны, за демоническую прислужницу Наи, последовавшую по их следу. Другие перепутали ее с кошмаром Пустыни Шепота – чудовищем, порожденным на свет безумными колдунами. Но пока Мия извивалась и качалась среди солдат, рассекая воздух клинками и с шипением выдыхая через рот, самые смекалистые из люминатов догадались, что она не демон. Не кошмар. А девушка. Просто девушка. И эта мысль напугала их больше, чем любой демон или кошмар.
Мия их ощущала. Даже тех, кого не видела. Чем ярче свет, тем гуще тени. И она их чувствовала, точно как тени мишеней-пугал в Зале Песен. Нападая с точностью, которой одарила ее Наив, Мия преисполнилась всей злости той четырнадцатилетней девочки на ступеньках Гранд Базилики. Теперь им уже не помогут кардиналы или пламенные Троицы. Никакой горящей солнцестали в руках или белой полированной брони на груди. Только кожаные наряды поверх плоти и песок в глазах, повсюду обугленные трупы товарищей, а в ушах эхо звона от взрыва. И Мия, вооруженная ненавистью, которая копилась все эти годы; дочь убитых родителей, сестра убитого брата и избранница темнейшей Матери.