– Любовь моя, – Гриша прижался лбом к моему, тоже успокаиваясь. – Ты будешь моей?..

Я затаила дыхание в ожидании продолжения. Кем? Девушкой – так я уже. Женой – сильно сомневаюсь, что Зло ограничено любыми условностями. Любовницей – поглядите, я почти там, с задранной футболкой и стонами между поцелуями. Однако Гриша закончил странным:

– Секретаршей.

– Чего?! – опомнилась я.

– В случае если Татьяна уволится.

– То есть ты все-таки умеешь читать мысли?!

– Умею предугадывать самые очевидные. Будешь?

– Я вот сейчас подумала, что Татьяна может еще потерпеть! Всех не спасешь!

– Хорошо, – он рассмеялся мне в губы. – Тогда тебя домой или ко мне?

– Домой, – не без сожаления выбрала я. – Мне так нравится этот период чистой романтики, что тянула бы и тянула. Как ты любишь потянуть время перед трапезой.

– Нет. На самом деле ты боишься полностью потерять контроль, моя Любовь.

– Не без этого, мой Гриша, – ответила я. Выяснилось, что искренность дается мне намного проще всего остального.

И снова поездочка, после которой еще пару часов трясутся коленки. Он неисправим! Будет так водить – я буду влюбляться в него намного медленнее, чем могла бы!

Следует заметить, что встречаться с Григорием – довольно экстремальный вид спорта. Ему быстро наскучили рестораны и посиделки дома, а тихие прогулки по паркам и киношкам сразу не привлекали. Душа его – или ее аналог – рвалась куда-то вверх и желательно на большой скорости: он то и дело закидывал удочки то про опасные для жизни спуски на горных велосипедах, то про полеты на дельтапланах, воздушных шарах и просто с моста. Спасала меня пока еще не наступившая весна – чем я и прикрывалась. В конце концов, я-то на какой-нибудь воздушной дороге и обмерзнуть до смерти способна, не чета некоторым. Интересно, если наши отношения продлятся до лета, то какие у меня останутся отговорки, кроме безудержного страха, присущего каждому адекватному человеку?

Но общаться становилось все интереснее и интереснее, хотя бы потому, что мы по старой привычке не давали друг другу спуску и со взаимным удовольствием поддерживали перепалки:

– Гриш, а какие планы после конца света, если таковой произойдет?

– Понятия не имею. Потом и разберусь.

– А не боишься, что вместе с миром и тебя не станет? Ты ведь именно так и объяснял.

– Но ведь это тоже будет интересно. Хоть что-то новенькое – скучновато столько времени жить, ни разу не умерев.

Логика у него конкретно нездоровая, о чем я уже неоднократно сообщала.

– Так не проще ли самому коньки отбросить, не трогая мир? Или коньки совсем не отбрасываются? Я не тороплю, конечно! По крайней мере, до тех пор, пока мне наши отношения не наскучили.

– Ни разу не пробовал, – Григорий весело нахмурился. – Но сущности, равные мне, не уходят в закат в одиночку без катастроф вселенского масштаба – это тоже скучно.

– Боже, какой же ты эгоист!

– Дьявол, тем и горжусь.

Он отшучивался, разумеется, но нечто важное я уловила: Григорий еще до моих нравоучений не слишком-то держался за существование. Конец света ему интересен не сам по себе, а как абсолютно новое ощущение риска, которое неизвестно чем закончится для него самого. Именно об этом, но не так конкретно, я и думала раньше – он не человек, но содержит в себе то же человеческое подсознательное желание что-то преодолевать. Любой бы спятил, если бы каждый раз, кидая всё на карту, вообще не сомневался в исходе.