– Гриш, а почему я не чувствую истощения? Или еще слишком рано?
– Понятия не имею. – Он отходил на грязные участки, давая мне возможность все хорошенько промыть. – Но могу сделать предположение. Я питаюсь отрицательными эмоциями. Если их в человеке много, то они представляют собой часть его природы. И тогда он неизбежно начнет ощущать, что от него что-то отнимают. В тебе весь негатив – не главная часть твоего характера, потому тебе вроде как все равно.
– Подожди… – я замерла и уставилась на него. – А не потому ли Татьяна стала намного приятнее? Какими-то детскими переживаниями начала делиться, за меня беспокоится. Я-то решила, что от общения со мной, но на самом деле – от общения с тобой? Ты весь темный излишек съедаешь? Подожди! – воскликнула от нового осознания. – А не потому ли она тебе сразу так понравилась?
– Ты меня еще каким-нибудь благодетелем назначь, – он рассмеялся тихо. – Заодно повтори, как ее моей жертвой обзывала.
Да, в этом контексте слово «жертва» не совсем применимо… Но я вспомнила и о другом:
– Но общение с тобой пробуждает в людях черное! То есть ты сам порождаешь и сам же съедаешь? Циркуляция зла в пределах одного человека?
– Можно и так выразиться, – Гриша равнодушно пожал плечами. – И теперь, когда Татьяна посвежела, сможет снова только впитывать, а не избавляться. Чувствую, скоро твоя подруга сделается хуже, чем была до знакомства с тобой.
– Так это я виновата?! Хотела как лучше, а получилось как всегда?
– Благими намерениями, моя Любовь, – он наблюдал за мной веселым взглядом. – Вот это и происходит, когда вмешиваются в сложившуюся экосистему сделками, от которых я не могу отказаться.
Я вернулась к уборке, соображая. М-да, как же сложно быть доброй, не причиняя никому зла. Но Татьяна ведь функционировала уже на грани обмороков – и она имела право быть самой обычной высокомерной сукой. Каждый человек имеет такое право, это его выбор. Потому к так называемой «экосистеме» возврата не будет – и потому, что мне самой наша сделка нравится, и потому, что есть другие выходы. Например, Татьяне нужно все-таки уволиться. И вообще, следует создавать вокруг Григория постоянную текучку кадров, чтобы общение с ним ни одного человека не поменяло до неузнаваемости. Пробурчала себе под нос:
– Бизнес-карусель, которую я вчера предлагала, выглядит все более замечательной идеей. Легче тебя постоянно из офиса в офис перемещать, чем всех сотрудников вокруг…
– Заканчивай уже! – Я не поняла, к чему это относилось, но Гриша пояснил: – Коридор уже идеально чистый, а мне не терпится приступить к поцелуям.
– К питанию, ты хотел сказать?
– Называй как хочешь!
Я со смехом подхватила ведро:
– Еще твой кабинет остался, я его всегда на десерт берегу.
– Прекрасная идея, поспешим. Там будет удобнее.
– Ничего, что от меня порошком пахнет?
– Да пахни ты чем угодно.
Меня заводило и смешило его нетерпение. Но факт в том, что мне тоже хотелось побыстрее начать – даже немного больше, чем протереть пыль на полках, а это о многом говорит. В кабинете директора мы провели не меньше часа и почти ни разу друг от друга не оторвались. Я только на последней минуте матча осознала, что уже почти полностью раздета, а сопротивления в себе так и не обнаружила. Заставила себя – непонятно зачем – положить ладонь на его шуструю руку. Переходить к еще более глубокому питанию хотелось уже до дрожи во всем теле, но заодно было немного страшно – симпатия от одних поцелуев уже переросла в легкую влюбленность, а легкая влюбленность от близости вполне может перерасти в тяжелый страстный недуг. Смогу ли потом соображать так же разумно? А я вообще после знакомства с Гришей соображала разумно?