– Раздвинь ноги, – хрипло скомандовал он.

Сердце дернулось и оборвалось, по телу прокатилась волна сладкой дрожи. Я облизала губы и медленно развела колени. Фил втянул носом воздух и начал расстегивать пуговицы, не спуская с меня горящих глаз. Лед и пламя. Мокрые, холодные чулки, облепившие ноги, холодное мокрое сиденье и колючий сладкий жар внутри. И взгляд Фила, который я чувствовала так ясно, словно он трогал меня… там… горячими пальцами… Все это сводило с ума, заставляя дышать тяжело и часто от нахлынувших ощущений. Новых, неизведанных, острых и ярких. Таких ярких, что плавилось тело и мутилось в голове. Я зачарованно следила за сильными мужскими пальцами, которые небрежно расправлялись с пуговицами, и почти стонала от странного чувства потери, потому что мокрая рубашка – чертова мокрая рубашка! – липла к телу, как вторая кожа, и ничего не удавалось увидеть. Наконец, последняя пуговица поддалась, Фил сдернул рубашку, бросив ее к обрывкам моих трусиков, и принялся за брюки.

Вид обнаженного до пояса Фила подействовал на меня, как удар в живот. Так, будто я выросла не в неблагополучном районе, а в монастыре или на необитаемом острове, ни разу не видев голых мужских торсов. А я их видела в достаточном количестве, чтобы вот так не обмирать. Но ни один из них не производил на меня столь сокрушительного впечатления, ни от одного не холодело в животе, не растворялись куда-то все мысли, кроме одной: хочу. Я хочу его. Именно его. Этого невозможного, невыносимого, опасного, как хищник в засаде, пугающего до дрожи мужчину. Хочу, и будь что будет! Потому что если я не получу его прямо сейчас вместе с его ледяными глазами, суровым нравом, сильными горячими руками, четко очерченными скулами, жесткими язвительными губами, я умру. Умру и все. Сердце не выдержит, выпрыгнет из груди. Оно и так уже почти выпрыгнуло. Потому что его штаны поползли вниз…

Я впилась глазами в его руки и смотрела, как он стягивает сразу штаны и трусы, – или он не носит трусов? – и не отвела бы взгляд, даже если б над головой начали свистеть пули, и без конца облизывала почему-то пересыхающие губы. На меня обрушилось желание такой неистовой силы, что я уже ни о чем и ни о ком не могла думать. Исчезло все: и льющиеся сверху струи воды, и вся ванная комната, и весь дом за белым заборчиком, и весь мир – какое мне дело было до этого мира и его обитателей – кроме меня и него. Тело так напряглось, что дрожь унять было невозможно. Казалось, что сейчас я умру…

– Детка.

Я нехотя подняла взгляд и увидела в его глазах ответный жар. Он рывком поднял меня, стиснув ягодицы стальными пальцами. Я застонала, обвивая его руками и ногами, и протяжно вскрикнула, когда прижалась промежностью к его мокрому упругому животу. Это было остро, пряно, бесстыдно… Невыносимо приятно… Он сделал шаг назад, удерживая равновесие. Что-то упало, жалобно звякнув…

– Думаю, безопаснее будет в постели, – глухо шепнул он и потащил меня в спальню.

Пару раз поскользнулся, но, похоже, даже этого не заметил. А мне было все равно, лишь бы не отрываться от него, прижиматься изо всех сил к гладкой немыслимо приятной коже, под которой перекатывались тугие мышцы.