В неуклонно надвигающейся на Вишенрог ночи голос поэта взял финальную ноту:

   Я вот этим ключом отопру все замки,

   И не скрипнут блестящие петли случайно…

   Мы, как небо и птица, стали близки,

   Называя друг друга

   мечтой и печалью.*

   *стихи автора

   - Какая чушь! – послышался скрипучий голос магистра Иживолиса. – Алли, где мой морс?

   Девушка молча налила морса в кружку и передала Генту, который протянул ее в темноту фургона.

   - Вы никогда не верили в любовь, мэтр, - грустно произнесла она, разливая оставшийся напиток по кружкам для себя и Гентукки. – И, наверное, никогда не поверите! А между тем она существует!

   - Нет ничего более эфемерного, чем любовь, - прозвучало из фургона. – Прекрасный призрак, за которым люди носятся, сломя голову, забывая о собственном благополучии. Некоторым кажется, будто они, наконец, достигли ее… И они любуются ею с улыбкой слабоумных, не подозревая, что перед ними пустота.

   - Подозреваю, что вы говорите страшные вещи, мэтр, - ухмыльнулся Гент, - но поскольку они ко мне не относятс, мне проще. А вот Алли сейчас расплачется…

   - Не дождешься, - вскинула подбородок та. Ее глаза блестели. – Мэтр, вы как всегда правы! Я – та, что в поисках любви носится по всему Тикрею, сломя голову и забывая о собственном благополучии. Хотя я предпочла бы найти ее рядом…

   - И мы называли бы друг друга «мечтой и печалью»? – голос Людвина сочился ядом.

   Алли только головой покачала. Запрокинув голову, загляделась на звезды.

   - Иногда мне хочется, чтобы этот мир исчез, - пробормотала она, - в нем так много боли!

   - Ни капли, - мэтр Иживолис откинул занавесь и появился на пороге фургона, - вся боль только в твоей голове, девочка! Налей мне еще морса!

   Котелок был пуст. Тяжело вздохнув, девушка поднялась, сняла с крюка в стене фургона ведро и пошла за водой к ближайшему колодцу.

   Гентукки пересел к костру, освобождая свое место для магистра. Протянул ладони к огню.

   - Когда мы двинемся дальше, мэтр? Сразу после окончания турнира?

   Людвин тоже посмотрел на небо.

   - Боюсь, - сказал он, - нам придется задержаться.

   Гент Мертвая голова посмотрел на него с удивлением, но промолчал.

   С площади доносились крики толпы в поддержку поэта.

   - Любви не существует, - вдруг проговорил магистр и скрылся в фургоне. И уже оттуда добавил. – В отличие от сострадания.

***

Глава клана Смертей-с-ветки, Дархан Асаш, откинул полог молельни и шагнул внутрь. Клан с незапамятных времен жил в лесах к северу от Вишенрога, стараясь свести общение с людьми на нет. Но, к сожалению, люди быстро научились производить такие вещи, которые оборотни делать не умели. Поэтому приходилось посещать ближайшие ярмарки, меняя звериные шкуры и целебные травы на оружие и полезные в быту мелочи, без которых фарги устраивали настоящие домашние скандалы.

   В маленькой – два на два шага – молельне было темно. Несколько полосок света – из прорех в шкурах, накрывающих шалаш, разрезали темноту, как сияющие лезвия. Дархан сел, скрестив ноги, и прикрыл веки. В темноте под ними вспыхнули две злые желтые точки. Были времена, когда он, от всего сердца молясь Арристо, видел под веками лишь темноту. И тогда хотелось плакать в небо, как котенку, брошенному матерью в пургу. Но однажды он снова увидел их – глаза бога. И с тех пор видел постоянно, когда молился, с радостью отмечая, как в ответ на его молитвы ярче становятся сакральные огни. Молился глава клана не часто. Суровая жизнь в лесах оставляла время лишь на выживание, да и молитва не приносила покоя. Вместо него почему-то вспоминались старые обиды – между своими, между своими и чужими. Вот, например, совсем недавно, как гнали парни из соседней деревеньки рыжего Зохана, посмевшего подружиться с человеческой девчонкой. Не было между ними ничего – он, глава, почуял бы. Лишь интерес друг к другу молодых сердец, бившихся в одинаковом авантюрном ритме. Возможно, позже из этого и выросло бы что-то большее, если бы не удар вилами в спину рыжему пацаненку. Удар, от которого он не оправился и до сих пор, несмотря на совместные усилия клановой знахарки Золлы и человеческой ведьмы Эстель, пришедшей на помощь, хотя никто ее не звал.