Пришла в движение неповоротливая машина расследования, завертелся маховик. Филиал Белгосснаба в городе занимался поставками продовольствия и амуниции для воинских структур.
Михалец Леонтий Макарович числился его сотрудником. Работал в конторе, иногда выезжал по делам за город, но не дальше границы района. Подчинялся служебному графику и больше ничему. Работник прилежный, исполнительный, пусть и небольшого ума и невысокого полета. С бумагами полный порядок: все документы, предписания, командировочные удостоверения — все оформлено согласно требованиям.
График работы Михалец имел «плавающий» — далеко не всегда протирал штаны в снабженческой конторе.
Сыщики Особого отдела скрупулезно отрабатывали фигуранта. Сохранить это дело в тайне, естественно, не вышло, но и чрезмерного шума не подняли. Арестованный Костров подтвердил сведения, выданные Ингой. Он знал Михальца, имел с ним добрые соседские отношения, вместе рыбачили, пару раз выпивали. В подробности арестанта не посвящали, ограничились признанием знакомства и подтверждением личности.
Почему не хватились Михальца после его исчезновения? Весьма любопытный факт: однажды утром (видимо, после уничтожения группы Берзина) руководству филиала поступил звонок из минской головной организации (так, по крайней мере, они представились), неизвестный сообщил строгим голосом, что товарища Михальца в связи с рядом вопросов срочно вызвали в Минск и лично сообщить об этом он не может, поскольку находится в поезде. Дело крайне важное, на возвращение указанного товарища в Берестов даже не рассчитывайте. Вещи из квартиры работника пропали — в чем директор конторы убедился лично. Глубоко копать он не стал, ответственным людям надо верить.
Оперативники Особого отдела вскрыли квартиру Михальца, но ничего полезного не обнаружили. Опытные агенты не оставляют на виду следы своего злодейства. Стали копать и выяснили, что нет в природе и никогда не было товарища Михальца Леонтия Макаровича, не жил он никогда в Витебске, нет там никакой семьи, а имеет место быть опытный агент немецкой разведки, внедренный в структуру снабжения.
Приказа вести себя, как слон в посудной лавке, опера не получали. Полномочий проводить аресты не имели. Выяснили, что смогли, и ушли. На этом вражеская агентура должна была успокоиться.
Но незримая работа продолжалась. Органы отслеживали и прорабатывали связи Михальца. Вся информация поступала на дачу. Малютин был в курсе, но предпочитал не вмешиваться. За это Шелестов был ему благодарен.
Очередную интересную новость Цветков сообщил следующим утром. Он заметно волновался, глаза блестели.
— Имеется в штате местных органов опытный пожилой сотрудник, Шулевич его фамилия. Имеет дар втираться в доверие, работает эффективно и без шума. Ему поручили руководство филиалом Белгосснаба. Допросы проводились в виде доверительных бесед, но с небольшим нажимом — упор делался на сознательность, чувство ответственности и трепет перед возможным наказанием. Прорабатывались люди, работавшие с Михальцом, в том числе женщина, к которой он благоволил. Парень ей нравился — он умел располагать к себе прекрасный пол. Не буду ходить вокруг да около, Максим Андреевич, посвящать вас в детали работы Шулевича… В общем, вышел он на человека по фамилии Грибов и немедленно сообщил об этом мне, получив строгий приказ не делиться с информацией ни с кем, тем более с начальством.