Безобидна ли эта незнакомка, я не знала. Но всё равно не сильно боялась. Мне казалось, что уж с девушкой я точно справлюсь, если что.

Немного нервировало, что совсем не было видно девушкиного лица. Она будто нарочно отворачивалась, склоняла голову, чтобы волосы служили ей ширмой.

В то же время она вся как-то жалко сжалась и ждала меня, будто не смея уйти, хотя очень хотелось, и не смея пойти навстречу. И всхлипывала совсем по-детски. Казалось, она боится меня больше, чем я её, и это слегка расслабило меня, притупило бдительность.

Я улыбнулась ей ободряюще и собралась сделать шаг вперёд, даже не подумав, что там может быть топкое место.

Тут под моей ногой громко чавкнула болотная жижа, и я инстинктивно отдёрнулась, дрыгнув ногой, и, пока отряхивала и без того мокрую кроссовку, непроизвольно посмотрела на незнакомку точно так же, как она смотрела на меня, – искоса, будто украдкой.

И от внезапно представшей передо мной картины я словно окунулась с головой в ледяную воду. В солнечном сплетении точно сжался твёрдый узел, не давая вздохнуть.

Я была совсем близко от девушки, шагах в десяти. И теперь, когда я не глядела на неё прямо, она, наконец, будто осмелела и подняла голову, и смотрела на меня в упор, с каким-то пугающе жадным ожиданием, совсем не вязавшимся ни с жалобными всхлипами, ни с покорной жалкой позой.

Теперь я чётко видела, что на девушке не сарафан, а скорее длинная ночная рубашка. И раньше эта рубашка была белой, а теперь из-за болотной воды и травяного сока, и времени приобрела свой серо-зелёный оттенок. А мелкие цветочки на ткани – никакой не рисунок, а неровные пятнышки плесени, щедро рассыпанной по ткани. И пластмассовые пуговицы были зелёными от покрывавшего их мха.

Неестественно расширенные чёрные, матовые, как пуговицы, зрачки, практически полностью заливающие радужку, придавали лицу девушки жутковатое, ненормальное, мёртвое выражение. Не глаза, а дырки какие-то. И, как мне показалось, она не моргала.

Напрасно я пыталась приободрить себя предположением, что это у неё из-за страха или сильного холода. Но только с пугающей отчётливостью поняла, что потеряла бдительность, расслабилась слишком рано и без повода.

Почему я вдруг решила ей помочь? Вдруг она сумасшедшая, сбежавшая из больницы в лес? Или какая-нибудь местная дурочка? Мало ли что могло взбрести ей в голову, а мы с ней были совсем одни на этом болоте. С чего это вдруг меня так растрогали её жалобные причитания? Разумнее всего было бы сразу держаться от неё подальше, вначале разговорить её, а потом уже бежать успокаивать. Как я собиралась оказывать ей помощь, если мне самой-то помощь крайне необходима?

И опять совершенно некстати вспомнив тот охотничий рассказ про оборотня, я невольно посмотрела на её ноги. Коленок, конечно, под длинным сарафаном было никак не разглядеть, но ступни…

А вот ступни по щиколотку утопали в густой траве, почти совершенно сливаясь с ней. Что-то заставило меня насторожиться, и я снова и снова возвращалась взглядом к ногам девушки. Что на них, галоши? Кроссовки? Или она босая?