– Привет! – запыхавшись, по инерции проявила я вежливость.

– Ага, – неопределённо буркнула девчонка, немного приходя в себя и оглядывая меня с ног до головы. – Чё тебе?

– Помнишь, тогда ты говорила, что Анцыбаловка нечистое место?

Галка, не понимая, к чему я клоню, приготовилась к обороне и насупилась ещё больше. Но с вызовом вздёрнула подбородок:

– Все наши знают, что нечистое место!

– Теперь и я знаю…

У меня опять, помимо воли, сдавило горло, и я замолчала, сжав зубы и изо всех сил стараясь не зареветь. Только не при этой девчонке!

Она же внимательно посмотрела на меня и убрала руку от калитки, в которую всё это время стояла вцепившись, чтобы чуть что дать дёру.

– Ты в чьём доме-то живёшь-то? У Лоскатухиных?

Я не знала. Папа, кажется, ни разу не упоминал фамилию владельца дома, у которого его снял. Даже по имени никак не называл, при мне, по крайней мере.

Но потом я вдруг вспомнила, что среди бумаг с чердака встречалась такая фамилия, и кивнула.

– С колодцем? – уточнила Галка. Я снова кивнула.

– Ты… Вы его… открыли?

– Да.

Девчонка изменилась в лице и отступила от меня на шаг, как от заразной. Рука её непроизвольно снова вцепилась в спасительную калитку.

– То есть не совсем открыли, приподняли крышку, – неизвестно почему уточнила я.

– Воду оттуда брали?

– Нет. Только моя мама…

– Забрала её? – перебила Галка, во все глаза глядя на меня.

– Что? В смысле? – не поняла я.

– Мать твою забрала, так? Она забрала твою мать, так ведь? – в девчонке боролись любопытство и страх. Она подалась от меня чуть назад и ждала ответа, вся напряжённая, готовая сорваться с места и немедленно убежать прочь. И этот её страх напугал меня.

Тут тёплым дуновением ветра из Галкиного дома донёсся запах борща. В ответ на него громко откликнулся мой желудок. Я вспомнила, что нормально не ела с тех пор, как пропала мама.

Галка внимательно посмотрела на меня, поколебалась и, наконец, решительно тряхнув головой, предложила: «Иди поешь. Только не болтай при бабке!»

Она распахнула передо мной калитку, проследила, что я аккуратно поставила велосипед, прислонив его к забору и ничего не помяв, и тщательно заперла засов. Потом зашагала к крыльцу.

Ожидая увидеть на участке груду ржавого металла или другого мусора и не увидев в итоге ничего похожего (участок был самый обычный, ухоженный, без особенностей), я всё равно вошла в дом с некоторой опаской. Девчонка была какая-то непромытая, и я боялась, что и живёт она в не слишком чистом месте, и бабушку её представляла неопрятной старухой.

– Галина – это ведь «курица» по-итальянски, а Галка – совсем другая птица, – неизвестно почему подумала я. – От курицы хоть прок есть. А от галки?

Каково же было моё удивление, когда мы через тёмную полупустую прихожую (или как там в деревенских домах называется) прошли в дом и оказались в небольшой и чистой комнате, где невысокая и очень опрятная старушка в белоснежном платочке на белоснежных же волосах хлопотала у стола, накрытого скатертью с кистями. При виде меня она расплылась в широкой беззубой улыбке, потом спохватилась, быстро пошарила на столе, прикрыла рот ладошкой и уже через секунду сверкала зубами.